Самое время валить.
Кротов с трудом разлепил глаза — веки слипались, а взгляд никак не хотел фокусироваться. Тело ныло, словно по нему проехались бетономешалкой. Поморщившись, Кротов попытался вспомнить, что было. В голове беспорядочными вспышками мелькали обрывки воспоминаний. Перекошенная от ярости рожа Останина. Кастет. Бита. Ключи Кротова. Кровь. Кротов поднял свою правую руку и скосил глаза, потому что при попытке поднять голову спина и грудная клетка едва не взорвались от боли. Крови на руке не было.
— Живой?
Голос Лазарева. Кротов скосил глаза на звук. Крохотная палата — грязная, зато одиночная. За окном сумерки говорили о том, что скоро рассвет. Лазарев сидел рядом. Встревоженный, хмурый и прокуренный Лазарев.
— Я в больнице?
— Помнишь, что было?
— Лучше бы не помнил…
Кротов замолчал, вдруг осознав, что у него жутко болит челюсть — каждое слово давалось с огромным трудом, приходилось преодолевать саднящую боль.
— Что со мной?
— Ничего страшного. Сломано одно ребро, трещины еще в трех. И в левой руке, плечевая кость. Они не успели тебя забить, вовремя подъехали менты.
— А что с башкой?
— Сотрясение. Но без кровоизлияния. У тебя крепкая черепушка, чувак.
В памяти всплыло испуганное лицо Ольги и его, Кротова, собственный голос: «Сейчас я отпускаю тебя, и ты бежишь со всех ног на улицу. Туда, куда ты смотришь, не в другую сторону, только туда куда смотришь! На улице ты кричишь, зовешь на помощь, звонишь в полицию».
— Ольга?
— Все в порядке. Хотя на второе свидание я бы не рассчитывал. Кобель из тебя никудышный, Санек.
Кротов хмыкнул, и тут же его грудную клетку пронзила адская боль — такая, что он застонал. Левый бок. Сломанное ребро.
— Есть новости?
— Они были на синей «мазде». Гайцы нашли ее во дворе на улице Дружбы. Пробили номер. Догадайся, на кого оформлена тачка?
— Дьяченко?
— Почти, но не совсем. ООО «Клин Зебра» или как там. Короче, тачка оформлена на его мойку. Это хорошая новость. Плохая — Дьяченко час назад был в третьем ОВД. Подал заяву об угоне «мазды». Прикинь, какая рожа ох…евшая.
— Это хорошая новость, — слабо возразил Кротов. — Никакого угона не было. А Дьяченко повесил на себя еще одну статью за ложную заяву.
В палату вошел Рогов. Кротов нахмурился при его появлении. Рогов тоже помрачнел, видя покрытое огромными синяками и ссадинами лицо Кротова, распухшую челюсть и содранную об асфальт щеку.
— Мда… Вскрытия еще не делали?
— Очень смешно, — буркнул Кротов. — Чего тебе?
— Поговорить.
— О чем?
— Обо всем. Кротов, угомонись ты. Гарин мне все рассказал.
— Трепло, — бросил Кротов.
— Они поимели не только тебя, помнишь? Это я почти 12 часов проторчал в фургоне. Ждал, как последнее чмо, когда похитители придут за бабками. А их никто и не планировал забирать. Спектакль от начала до конца. Черт.
Кротов промолчал, косясь на Рогова и гадая, зачем ему это нужно. Или в нем вдруг проснулась профессиональная солидарность, или он просто хочет разделить лавры, чувствуя, что дело почти расколото. А может быть, есть и другая причина — его на самом деле разозлили.
— Кротов, ты видел тех, кто на тебя напали?
— Останин и Абдрашитов, — отозвался Кротов.
— Уверен?
— А ты как думаешь? Одному из них я ключом кадык чуть не отковырял. Теперь у чувачка есть жабры.
Лазарев лишь хмыкнул в ответ, а Рогов кивнул:
— Молоток. Но на будущее лучше носи с собой ствол. Инструкции разрешают.
— Пока меня не выперли из ментуры, учту.
— Кротов, они бросили тачку во дворе дома номер три на Дружбы. Узнаешь адресок?
— С Дружбы угнали «Ниву», на которой они же похитили Щербакову.
— А эти двое неместные, так? Я думаю, что они не просто бросили там тачку. Я думаю, они оставили ее у себя во дворе. А «Ниву» угнали через четыре дома оттуда. Просто потому, что они не ориентируются в городе, а этот курмыш успели изучить. Так что они снимают хаты где-то там.
— Я тоже так думаю, — согласился Кротов. — Надо прочесать дома. Особенно дом номер три. Я не видел их тачки. А они были на своей. Так что после дела они просто оставили ее во дворе.
— Я послал туда несколько оперов. Утром начнем обход квартир. Кротов, мы этих упырей обязательно найдем. Они замочили двух баб… А потом напали на опера… Пацаны явно попутались по жизни.
Кротов кивнул. Помедлив, он произнес:
— Они не хотели гасить меня во дворе. Они хотели вырубить меня на входе в подъезд. Кастетом и битой. А потом затащить на хату и как следует покалякать. Они ищут бумаги Щербакова.
— Пи…расы, — процедил Рогов. — Это, Кротов… Я хотел сказать, ты по поводу Аксеновой был прав. Не обессудь, я не поверил сразу… Короче, я послал Лапина к ней домой. Замок вскрыт. Внутри все вверх дном. Они искали документы там. Не нашли, запаниковали. А от своих паханов они знают, что официально в деле нет никаких документов. До Щербакова уже дошли бы слухи, с его-то связями. Поэтому они решили поработать с тобой.
Кротов на секунду закрыл глаза, поняв, что было бы с ним самим, не отбейся он от отморозков во дворе. Его пытали бы, и делали бы это максимально жестко. Например, заклеили рот скотчем и дали себе волю. Его едва не передернуло от ужаса, мелькнувшего в недрах избитого тела.
— Что от меня нужно? — спросил Рогов. — Как вам помочь?
Поколебавшись, Кротов ответил:
— Дьяченко.
Лапин на своей машине встал в сотне метрах от автомойки, у заезда в гаражный массив. Захватив с собой бинокль, он сидел и наблюдал за пустынным зданием. Иногда из одного из боксов выходили скучающие мойщики — покурить и потрепаться. В окне второго этажа что-то промелькнуло. Взяв бинокль, Лапин увидел в окулярах Дьяченко — тот с тревогой косился по сторонам, осматривая улицу, затем исчез за шторой.
Нервничает, сукин сын.
К зданию автомойки подошла симпатичная девица с татуировкой на плече. С ухмылкой заглядевшись на ее задницу, Лапин едва не пропустил человека, вышедшего из открытых ворот бокса — его силуэт мелькнул за попой девицы. Наведя на него бинокль, Лапин замер.
Это был Останин.
Все это время он находился здесь, на мойке!
Лапин завел двигатель, гадая, что делать. Схватив сотовый, позвонил Рогову.
— Коль, клиент на мойке, слышишь? Он здесь! Сейчас вышел, уходит куда-то.
— Дуй за ним, он на первом месте. Мы подтягиваемся!