– Садитесь, сейчас открою.
Хмыкнув, Валерий Игоревич только подивился: куда же подевалась его прежняя холодность.
– Хотелось бы, – залез он в салон, протестующе хлопнув дверцей.
Махнув напарнику, сидящему в будке, Миронович приказал:
– Открывай! Скажи, чтобы на втором КПП тоже не задерживали, Семен Григорьевич ждет.
Ворота тяжеловато громыхнули и принялись медленно расходиться в стороны: сначала взору предстал фрагмент асфальтовой дороги, засаженной по обе стороны голубыми елями, затем кусок футбольного поля с воротами, а уже затем хозяйские постройки, плотно ютившиеся во внутренней части усадьбы.
Прошуршав шинами по асфальту, внедорожник подкатил ко вторым воротам, тотчас распахнувшимся. Вышедший охранник проводил «Лендровер» заинтересованным взглядом и, когда ворота задвинулись вновь, негромко произнес в рацию:
– Они прибыли.
Странно, но в тот момент, когда внедорожник подкатил к дому, Родыгин почувствовал, как под ложечкой неприятно засвербило. Неужели заволновался? И невольно удивился собственным ощущениям: оказывается, на свете еще имеются вещи, способные обогатить его эмоционально. Не все еще потеряно. Какой нерастраченный ресурс прячется в печенках! Подобные впечатления следует беречь, лелеять, как цветы в парниках. А то и завянуть могут.
Через минуту в дверь негромко, но решительно постучали.
– Входи, – разрешил Родыгин.
Высокая резная дверь неслышно провернулась на петлях, и через порог шагнули два человека: один был его заместитель по финансам, другой, несколько моложе, нанят был Шерстневым месяц назад в качестве специалиста по нестандартным ситуациям и, судя по чемодану, что он крепко сжимал в правой руке, сумел проявить себя дельно.
– Показывайте, – не сумев скрыть нетерпения, произнес Родыгин.
Молодой человек уверенно прошел через кабинет к столу, за которым сидел Родыгин и, положив на него чемодан, щелкнул замком. На дне, завернутый в обыкновенную холщовую тряпицу, лежал какой-то длинный предмет. Бережно взяв его в руки, он аккуратно развернул холстину, и Семен Григорьевич увидел наконечник копья.
Вновь прислушался к себе. Внутри не дрогнула ни одна струнка. Вот так чего-то очень желаешь, буквально живешь этим, надеешься, что когда раздобудешь, так станешь непременно благополучнее, счастливее, а, заполучив мечту, понимаешь, что гонялся за призраком.
– Можете взять, теперь оно ваше! – проговорил Шерстнев, будто бы приговор прочитал.
– Это то самое копье? – недоверчиво спросил Родыгин.
Валерий Игоревич сдержанно улыбнулся:
– То самое, Семен Григорьевич.
– Никогда бы не подумал, что может быть столько шумихи из-за куска железа.
– Это не просто кусок железа. Эта святыня! Фридрих Барбаросса всегда носил его с собой как талисман, а Гитлер вообще впадал в транс, когда его разглядывал. Это копье чтит даже Ватикан.
– Насколько мне известно, имеются копии этого копья? – скептически произнес Родыгин.
– Верно, Семен Георгиевич, но это не должно волновать, у вас находится настоящее.
– О нем знает еще один человек…
– Вы говорите о Гурьян Макаровиче? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Он ничего не скажет.
– Быстро это у вас, – невесело буркнул Семен Георгиевич.
Поднявшись, Родыгин взял вожделенное копье. А вот руки-то дрогнули, значит, не все еще потеряно, не прогорели страстишки. Некоторое время Родыгин сжимал наконечник копья, позабыв о присутствующих. В ладонях он ощущал приятную тяжесть, расставаться с которой не хотелось. В какой-то момент он даже потерял счет времени и поймал себя на том, что глуповато улыбался, поглаживая пальцами шершавую металлическую поверхность.
На лице Шерстнева отобразилась понимающая улыбка.
– Вот оно, стало быть, какое… Значит, это копье усиливает возможности человека?
– Обладая этим копьем, короли захватывали мир, – сдержанно сообщил помощник. – Теперь вы можете мечтать обо все на свете.
– Хм… Если бы оно ко мне попало хотя бы лет десять назад, тогда бы я знал, о чем мечтать. Но вот сейчас… Ладно, идите.
Гости вышли, плотно затворив за собой дверь. Родыгин остался в одиночестве – весьма полезная обстановка для размышлений. А подумать было о чем. Копье лежало в самом центре стола и, как выяснилось, захватило все его думы. Семен Родыгин никогда бы не заподозрил, что столь сильной энергетикой может обладать обыкновенный кусок металла, облаченный в форму копья. На него и в самом деле хотелось смотреть бесконечно. Его притягательность усиливалась тем, что копьем обладали самые великие правители мира, и вот теперь оно лежит у него на столе обыкновенным предметом, вместе с набором ручек и ворохом исписанных бумаг. Вряд ли случайно вошедший признал бы в нем реликвию, почитаемую всем христианским миром.
Родыгин поднял телефонную трубку и набрал номер.
– Хамидулла, я хочу тебе сообщить неприятную новость: копье у меня.
Некоторое время в трубке раздавалось лишь тяжелое размеренное дыхание, а потом последовал сдержанный ответ, из говорившего словно вытягивали слова:
– Ты совершаешь ошибку, брат, ты его отнял у меня. Погибли мои люди.
– Копье мне нужнее, чем тебе, Хамидулла, – произнес Шерстнев и отключил телефон.
1276 год, 15 сентября
О произошедшем следовало отписать королю Рудольфу Габсбургскому, но последующие три дня маркиз Жак Перек не мог взяться за перо. За это время в нем самом произошли существенные перемены, в которых он опасался признаваться даже самому себе. Следовало собраться с мыслями, облечь слова в подобающую форму, но вот как это сделать, он не знал. И самое главное – нужно было объяснить королю, почему монах до сих пор жив и что заставило его самого ослушаться отданного приказа.
Несколько раз маркиз вызывал стражу с намерением, чтобы они заточили монаха Григория в крепости, но всякий раз отсылал их обратно. Дважды он сам приглашал монаха в крепость на ужин, рассчитывая собственноручно расправиться с мятежником, но, глядя в его понимающие глаза, невольно отказывался от жестокой затеи. А Григорий, будто бы насмехаясь над его бессилием, беспрестанно подставлял ему незащищенную спину.
Тянуть с объяснениями не следовало. В его собственной свите могут отыскаться доброхоты, которые отпишут письмо королю, выставив его при этом в самом неблагоприятном свете.
Запалив лучину перед письменным столом, маркиз взял в руки писало и, макнув заточенный конец в чернильницу, принялся выводить аккуратным ровным подчерком: «Ваше величество германский король Габсбургский, император Священной Римской империи Рудольф Первый, пишет вам вассал ваш маркиз Жак Перек. – Немного подумав, продолжил: – Чудесным образом под стенами крепости Манцикерт было найдено Копье судьбы, которое, казалось, было навсегда утеряно во время Второго Крестового похода Фридрихом Барбароссой. Местонахождение копья указал монах Григорий, тот самый, который утверждает, что в него вселяется дух Барбароссы. Ваше величество, признаюсь, я и сам скептически относился ко всем пророчествам, связанным с его именем, до тех пор, пока собственными глазами не стал свидетелем чуда и не увидел, как извлекалось из земли копье. – Маркиз отложил в сторонку писало и посмотрел на камин, в котором бесновались красные языки пламени, отбрасывая черные тени по комнате. Для доказательства следовало подобрать более убедительные слова. Подумав, он вновь взялся за письмо. – Это подлинное копье, в чем я глубоко убежден. Оно точно такое же, каким запечатлено на рисунках Карла Великого: средняя его часть облечена в золотую муфту, под которой начертано имя первого его владетеля Гая Кассия. Это большая победа всего христианского мира. И я не могу дождаться той минуты, когда возложу Копье судьбы к вашим ногам. Известно, кто владеет копьем, тот владеет миром. Так что оно не только Копье судьбы – оно еще и Копье власти! В течение того времени, когда копье находилось у нас, наши отряды дважды подвергались нападению превосходящих сил сарацинов, но всякий раз наши рыцари наносили им сокрушительное поражение. Победы наших доблестных полков я связываю с тем, что сейчас у нас находится реликвия. Ваш верный слуга, маркиз Жак Перек».