Юноша часто закивал, – от этого старца ничего не скроешь.
– Да. Он вызвал нас к себе в расположение, и мы с ним разговаривали около часа.
– Вы разговаривали с ним о Копье судьбы, которое пропало сразу после смерти Фридриха Барбароссы, – продолжал монах.
– Верно. Он сказал, чтобы…
– Не продолжай, я знаю и так. Он сказал, что если я такой святой, то почему бы мне тогда не найти потерявшееся копье.
Юноша пал в ноги монаху.
– Так оно и было, отче! Он не поверил, что вы святой человек. Докажите ему это!
Монах лишь печально вздохнул:
– Я не собираюсь ничего доказывать. Жизнь каждого из нас красна праведными делами… Впрочем, я сделаю так, как он говорит. Копье нужно вернуть христианскому миру. А теперь проводи меня к посланнику.
Уже выходя из комнаты, монах вдруг увидел на скамейке, стоящей у самого изголовья, пояс с королевским гербом Фридриха Барбароссы. Не далее как вчера вечером этот ремень ему передал в дар странствующий монах. В краткой истории он поведал о том, что этот ремень достался его предку за доблесть. «Чудны твои деяния, господи!» – только и подумал монах, шагнув за порог.
* * *
Едва монах вошел в большой шатер королевского посланника, как по тонким губам маркиза невольно пробежала лукавая улыбка. Гость не впечатлял: над головой отсутствовал ореол, и не было ровным счетом ничего такого, что могло бы указывать на его святость. Даже внешне отче выглядел весьма заурядно. Такими святыми старцами забиты все доминиканские монастыри, а сколько их бесцельно шастают по дорогам Европы, выпрашивая милостыню, – только одному Богу ведомо! Черты лица у него были заостренные, кожа на щеках сухая, обветренная, побитая оспой; роста был невеликого, а склоненная в покорности шея и вовсе делала его карликом. Оставалось только удивляться тому, как этот внешне невыразительный человек способен воздействовать на искушенные умы.
И только когда он заговорил, негромким, но необычайно сочным голосом, пришла пора удивляться:
– Я знал, что ты сегодня прибудешь, маркиз. Тебя прислал король Рудольф, чтобы я сказал, где находится Копье судьбы.
Маркиз Перек постарался не высказывать своего удивления.
Монах так и остался стоять у порога, не желая углубляться внутрь шатра, а у маркиза не было желания усаживать его за стол. Выпив бокал вина, он отер тыльной стороной мокрый рот и произнес, не скрывая иронии:
– И ты мне укажешь, где находится Священное копье?
Уже сегодня вечером этот шут будет мертв, так что можно потешить себя праздными разговорами.
– Я могу показать даже сегодня.
Пожалуй, что такие интонации могут ввести в транс. Отцу Григорию следовало бы играть шутов в королевском театре. Знать ценит подобных паяцев.
– Откуда же ты можешь знать об этом? Ведь свидетелей не осталось. Все его оруженосцы, что спрятали копье, немногим пережили своего господина и погибли в ближайшем бою с сарацинами.
– Ты забываешь, маркиз, что я совершенно не нуждаюсь в свидетелях. О том, где находится Священное копье, мне сообщил сам Фридрих Второй.
«Ничто не помешает убить его сегодня вечером, интересно будет понаблюдать, как он будет отыскивать Копье судьбы».
– Ах, да, конечно, как же я мог об этом забыть, – язвительно произнес маркиз Перек, наливая второй бокал вина. Пожалуй, в этот раз стоит довольствоваться только половиной, здешний климат весьма вреден для здоровья, если даже ящерицы, столь привычные к зною, попрятались под камни. – Может, вы хотите вина, отец Григорий? – пододвинул маркиз второй кубок.
– Я тронут вашей заботой, маркиз, но обойдусь без пития. Сейчас настолько жарко, что даже ящерицы попрятались под камни.
Бокал вина остановился у открытого рта: всего лишь случайность или странный монах действительно сумел прочитать его мысли?
– Не удивляйтесь, это получилось ненароком.
Сделав глоток, маркиз поставил кубок на стол. Поморщился. Нашел, что вино было на редкость кислое, странно, что он не подавился им, выпивая первый бокал.
С этим монахом следует быть поосторожнее: возможно, что за маской простака скрывается врачеватель невиданных возможностей, способный воздействовать на сознание.
– Хм, вы знаете, о чем я подумал?
– Знаю.
– Каким же образом?
– Тут нет никакого секрета, просто я увидел ваши мысли, – произнес монах, как если бы говорил о чем-то самом обыкновенном.
– Какого же они были цвета? – ехидно поинтересовался маркиз.
– Красного, – последовал быстрый ответ.
Теперь понятно, почему число его сторонников так стремительно растет. Маркиз Перек невольно посуровел: немного пообщаешься с этим странным монахом, так еще и сам пополнишь ряды его сторонников. Холодную учтивость отшельника расплавила легкая улыбка.
Этот затворник, видно, опять сумел увидеть его мысли.
– Неужели это возможно? – неуверенно отозвался маркиз.
– Нет ничего проще, – заверил монах, – увидеть мысли может каждый. Для этого нужно выжить на поле боя после смертельных ранений, слезно искупить все свои грехи и вести праведный образ жизни.
– Хм, признаюсь откровенно, более странного человека мне не приходилось встречать за всю свою жизнь, – тихо произнес маркиз. – Так вы готовы показать, где находится Копье судьбы?
– Да, мы можем отправиться туда прямо сейчас.
– Вот и отлично, – согласился маркиз. – Тогда давайте приступим завтра утром.
– К вашим услугам, маркиз, – смиренно отвечал монах, откинув полог шатра.
Потянувшись за куском мяса, маркиз случайно задел локтем бокал. Опрокинувшись, бокал покатился по столу, обливая вином платье маркиза.
– Вино было кислым, – выразительно поморщился монах, как если бы ощутил его на своих губах, – не правда ли, маркиз Перек?
Маркиз хотел было ответить, но визитер уже покинул шатер. Откуда монаху известно его имя, ведь он ему не представился?
* * *
Весть о том, что монах Григорий будет искать Копье судьбы, мгновенно распространилась по всей окрестности, а потому не было ничего удивительного в том, что уже ближе к полуночи крепость не могла вместить всех желающих и вновь пришедшие становились под ее стенами огромным лагерем. К вечеру запалили огромные костры. Где-то в центре бивака призывно прозвучала труба, а на окраине, умело вторя каждому аккорду, застучали барабаны.
Люди продолжали прибывать даже после полуночи. Длинные обозы, запряженные ослами и лошадьми, с поклажами до самого верха, прибивались к лагерю, добавляя в общее настроение собственное веселье. Места хватало для всех. Каждый хотел быть свидетелем чуда, чтобы впоследствии поведать о нем своим детям и внукам.