– Мне эта реликвия обошлась дороже, – уклончиво отвечал Хамидулла. – Можете считать цену коммерческой тайной. – Хитро прищурившись, араб чуток отпил остывший чай и бодро продолжил: – Но дело даже не в этом, а в том, что мне известно, откуда реликвия была взята.
У Ланца Экельна вдруг запершило в горле. Потянувшись к чашке чая, он вдруг сжал пальцы и бережно положил кулак на край стола.
– Вот даже как… Вы меня удивляете все больше. И откуда же?
– Из коллекции Хоффбургского музея. Вы будете отрицать?
– Что вы еще можете сказать?
– Согласитесь со мной, столь ценные реликвии может достать только тот, кто их охраняет. А мне известно, что коллекция Хоффбургского музея долгое время хранилась в Нюрнберге, как раз именно там, где вы служили. Потом эту коллекцию спрятали… Но здесь интересно другое, вместе со щепой от гроба господня было еще и Копье судьбы… Меня интересует именно оно! А теперь расскажите мне, с чем вы пришли ко мне? Я готов выслушать. И только не надо лукавить, господин Экельн, я знаю о вас гораздо больше, чем вы думаете.
– Интересный у нас с вами получается разговор. Не думал, что он выльется в нечто подобное. Если вы знаете гораздо больше, чем я думаю, тогда я могу оставить несущественные детали… Так вот, я готов вам помочь достать Копье судьбы.
– А вот это уже интересный разговор. И сколько же вы за него хотите?
– Списание моего долга, – принялся загибать пальцы Ланц Экельн, – плюс еще три миллиона евро. Уверяю вас, для такой бесценной находки это несущественные детали.
– Я согласен. И где вы думаете раздобыть это копье?
– У одного русского. Он руководил группой, которая должна была вынести из американской зоны копье. Такое же задание было и у моей группы. Вам может показаться невероятным, но сегодня вечером я встретился с его сыном, который предложил мне на продажу это копье.
– Все в руках Аллаха, только зачем русскому это нужно? Ведь он не может не знать, что такое копье бесценно.
– То же самое я спросил у него. Он мне ответил, что ему просто нужны деньги.
– Ответ достаточно разумный. Деньги нужны всем. А за Копье судьбы он может выручить весьма серьезные деньги. Вы мне даете гарантии, что копье будет самым настоящим?
– Уверяю вас, оно будет настоящим.
– Что же заставило русского солдата оставить святыню при себе?
– Обыкновенная гордыня.
– Возможно. Человек по своей природе очень слаб, а потому окружает себя предметами значимости: домом, красивыми женщинами, дорогими вещами, – на губах араба появилась снисходительная улыбка. – Когда вы принесете мне Копье судьбы?
– Надо все как следует продумать. Думаю, будет лучше, если мы заберем копье под видом взлома.
– Что ж, вам решать.
Разговор состоялся. Красноречиво посмотрев на часы, Ланц Экельн сказал:
– Время позднее. А мне еще предстоит дальняя дорога.
– Не смею вас задерживать, – развел руками Хамидулла.
Экельн поднялся.
– Мне кажется, что вы с самого начала знали, где находится Копье судьбы. И стали моим партнером для того, чтобы я принял участие во всем этом.
Араб широко улыбнулся:
– На все воля Аллаха. Я давно у вас хотел спросить.
– Спрашивайте.
– Только вы не обижайтесь на меня.
– Постараюсь, – улыбнулся Экельн.
– В вашем кабинете висит портрет Фридриха Барбароссы…
– И что?
– Дело в том, что мне недавно попались дневники Монке. В них он написал, что старинный портрет Барбароссы, висевший в бункере, по распоряжению Гитлера был отдан молодому штурмовику в качестве оберега, чтобы он выбрался из окружения.
– К чему вы это?
– Уж не вы ли тот самый штурмовик, ради которого Гитлер пожертвовал собственной жизнью?
– Сегодня был хороший вечер, не правда ли, дорогой Хамидулла? – сказал Экельн, выходя за порог.
Ухмыльнувшись в спину удаляющемуся Экельну, хозяин плотно закрыл дверь.
Едва за Экельном закрылась дверь, как в комнату вошла молодая женщина в длинной белой рубашке и в широких белоснежных шароварах.
– Луиза, ты меня по-прежнему любишь?
Женщина села к Хамидулле на колени и тонкой гибкой рукой обвила его шею.
– Разве ты еще сомневаешься? Ради тебя я ушла из дома и стала твоей второй женой. Согласись, для женщины, которая выросла в совершенно других ценностях, это многое значит. А потом, разве тебя возможно не любить?
Хамидулла широко улыбнулся, показав белоснежные зубы.
– Если бы все так считали, как ты. Увы, но некоторые меня просто ненавидят.
– И кто же?
– Взять хотя бы господина Экельна. – Глаза Хамидуллы вспыхнули злобой. – Мне кажется, что он о чем-то догадывается. А потом, он не оправдал моих надежд.
Объятия сделались крепче: теперь девушка обвила его шею второй рукой.
– И что ты предлагаешь?
– Его нужно убрать, – просто произнес Хамидулла, как если бы речь шла о чем-то самом обыкновенном.
– Ты хочешь, чтобы это сделала я?
– Он служил в войсках СС, у него звериная интуиция на опасность. Просто лучше тебя этого никто не сделает.
– Я все поняла. Когда?
Ладони Хамидуллы проникли под ее рубашку, скользнули по упругому телу.
– Лучше всего через три дня. Обычно в этот день он никого не принимает, так что никакой толпы у дверей. Ты знаешь, что нужно делать?
Брови девушки удивленно дрогнули:
– Разве это в первый раз?
– Не в первый, – тихо согласился Хамидулла. – Лучше тебя этого никто не сделает.
Луиза сводила его с ума, она отличалась от всех тех женщин, которые были у него прежде. И разница была не только наружная (высокая, белокурая, как морская волна, с чувственностью, с которой ему не приходилось встречаться прежде, и это несмотря на ее кроткую внешность), но и внутренняя. Уверенная и сильная, как и многие европейские женщины, она сумела переломить свою гордыню, чтобы сделаться его рабой.
Хамидулла не только принял эту жертву, но и оценил ее по достоинству.
Три года назад он повстречал Луизу в студенческом баре. Вот только никто тогда из них не мог предположить, что необязывающее мимолетное знакомство, после которого они немедленно упорхнули в свободную комнату, скрепится браком и идейным союзом. Влюбившись в смазливого араба, Луиза приняла Хамидуллу таким, каким он был в действительности и каким его знал лишь очень узкий круг соратников.