– Тем лучше. Будет повод наведаться к этому козлу. Стволы у нас есть… Ты со мной?
Игорь принужденно кивнул. Не хотелось лезть на рожон, но Ленька помог ему справиться с Мироном, и он теперь перед ним в долгу.
– Не нужна ей доза, – приложив ко лбу согнутый палец, сказал Якорь.
– Еще нужна.
– Нужна. Но можно и без дозы. Я же знаю, как это бывает… Меня до сих пор тянет. Иногда так прихватит… Но так, чтобы на стенку лезть, этого уже нет. И у Лики не будет… Я ею займусь – холодный душ, работа на свежем воздухе…
– Статья такая есть – незаконное лишение свободы, – усмехнулся Игорь.
– Я ради нее и под статью пойду, – совершенно серьезно заявил Якорь.
Игорь кивнул. Ленька ездил с ним в Тиходольск не просто так, на этот шаг его толкнули сильные чувства. И он и Мирону готов был вызов бросить, чтобы Игорю помочь, и Сантоса пристрелить, дабы обезопасить Лику. И обезопасить и отомстить за нее… Он на деле доказал, что способен и на сильные чувства, и на смелые поступки. Только как бы все это боком ему не вышло…
* * *
Боль была невыносимой, она цепко держала, как тело, так и душу. Действительность смешалась с бредом. И когда в палате появился Гармак, Мирон не смог сразу определить, видение это или явь. В больничке он, в тюрьме, и посторонним сюда путь закрыт. Но Гармак законный вор, и ему ничего не стоило попасть сюда.
– Я смотрю, дохлые у тебя дела, Мирон, – сочувствующе глядя на него, сказал Гармак.
– Да, не маза… Мусора со всех сторон обложили. На крытый перевели, анестезию отключили… Хотят, чтобы я работал на них.
– Стучать?
– Я за Тиходольском смотреть буду, а они – мною рулить…
– На ментов работать – западло.
Мирон удивленно посмотрел на Гармака. Прописные истины толкают зеленым первоходам, а не бывалым ворам. Может, все-таки Гармак – это видение, плод раздраконенного болью воображения?
– Это хорошо, что ты отказался.
– Ты бы мне анестезию подогнал.
– Будет тебе анестезия, – кивнул Гармак.
Он достал из кармана ампулу с морфием, шприц. Мирон улыбнулся. Если его сейчас отпустит, значит, гость реальный.
Он чувствовал, как иголка входила в вену, как морфий будоражащим теплом рассасывался по крови, устремляясь вниз, к незаживающей ране. И приход он поймал, и боль стала отступать.
– Менты – падлы, – беззлобно пробормотал он. – Меня не купишь…
– Я говорил Карлосу, что ты правильный вор, – поощрительно сказал Гармак.
– Что бы я без тебя делал?.. Где Карлос? Где все? – с блуждающей улыбкой спросил Мирон.
Хорошо ему стало, тепло, уютно. И мысль о скорой коронации грела воображение. Не зря же Гармак пришел сюда. Правильных воров принято короновать не абы где, а в больничке. А Мирон – правильный вор.
– Нет никого, – покачал головой Гармак.
– А корона?
– Сход уже был.
– Заочно не коронуют.
– Заочно приговаривают… – развел руками вор.
– Не понял.
– Приговорили тебя воры.
– Ты ничего не путаешь? – похолодел Мирон.
И весь кайф куда-то улетучился – так сильно тряхнуло его изнутри.
– Ты же знаешь, я всегда к тебе хорошо относился, – вздохнул Гармак.
– Я не понял, за что меня приговорили? – заколотился Мирон.
– Крови много. Слишком много крови, нельзя так.
– Так Цукат первый!..
– При чем здесь Цукат? – с равнодушным видом пожал плечами Гармак.
– Он меня замочить хотел. Он беспредельщик, а не я! Он в Питере общак дернул!
– Общак? В Питере?.. – Гармак посмотрел на него, как на безнадежного дурдомовца. – Не знаю…
– А ты с Карлоса спроси!.. И с него спроси…
– Ну, с него спрашивать не буду. А так спрошу…
– С Солончака спроси! Он Цуката на меня натравил! Петух он.
Гармак с безмятежным видом приложил пальцы к его губам.
– Не надо ничего говорить, – покачал он головой. – Все равно уже ничего не изменишь.
– Что не изменишь!.. Кого на Тиходольск поставили? Солончака?
– Да, была такая постанова…
Мирон открыл рот, чтобы снова назвать Солончака петухом, но Гармак опять жестом велел ему замолчать.
– Не гневи судьбу, не надо. Приговор есть, а «торпеды» нет, может, и не будет ничего. А на Солончака гнать будешь, тогда точно «торпеда» прискачет. Я с ним поговорю, чтобы не суетился. И с Карлосом тоже. Может, и доживешь до своей смерти.
Мирон кивнул в знак благодарности. От приговора Гармак его не спас, но, может, он исполнение притормозит. Может, и забудется все…
– Все, мое время вышло, – глянув на часы, сказал Гармак. – Пора мне… На посошок возьмешь?
Он достал из кармана еще одну ампулу с морфием. Мирон отказываться не стал, и вор снова наполнил шприц.
Мирон вздохнул. Кайф пройдет, а проблема останется. А потом появится «торпеда», насадит его на перо, и прости-прощай… И за что? За то, что не захотел уступить свое место Солончаку? Как будто это преступление перед братвой…
Чужой он для Карлоса. Как был чужим, так и остался. Поэтому и приговор ему вместо короны. Правильные все. Сначала беспредельщика ему подсунули, теперь вот педика защищают…
Гармак ввел дозу, выдернул из вены иглу. Мирон закрыл глаза в предчувствии очередной волны, которая избавит его от переживаний.
– Антоныч, ты мне скажи, почему ты за петуха подписываешься? Ты же знаешь, что Солончака опустили.
– А где доказуха?
– Есть доказуха. У Солончака она.
Мирон истерично рассмеялся. Солончак воспользовался ситуацией, наверняка устроил шмон у него в доме, забрал все пленки. И Рябу, скорее всего, грохнули. А может, и не забирал Солончак ничего. Там же у них все петухи – и Гармак, и Карлос, и все, кто с ним. Потому и подвели они под монастырь правильного вора…
– Петухи вы все! – закричал он.
Но Гармак этого не услышал. Не было его в палате. Мирон даже не заметил, как он ушел.
Но ведь вор был. И приговор он озвучил.
Мирон снова захохотал… Все, решено, завтра он позовет майора Долохова и сдастся ему на милость. Какая может быть воровская честь, когда вокруг одни петухи?
– Смешно? – услышал он вдруг знакомый голос.
Мирон дернулся, повернул голову на звук. Из окружающего койку сумрака взгляд выхватил лицо Цуката. Он смотрел на него со спокойной насмешкой.
– Как ты сюда попал? – встрепенулся Мирон.