— Боргхольм, — задумчиво произнес Бекстрём. — Он ведь находится по меньшей мере в ста пятидесяти километрах от Векшё?
— Проблема в том, что данное мероприятие состоялось в пятницу, а тогда наша жертва уже находилась в морге в Лунде, — вздохнул Левин. — То есть, похоже, свидетельница даже не читала вечерних газет. Потом у нас есть еще один, — продолжил он, перелистывая стоику бумаг перед собой. — Молодое местное дарование. Сам связался с коллегой из полиции правопорядка здесь в Векшё и рассказал, что рано утром в пятницу видел Линду в пятистах метрах слева от городского отеля, на Нора-Эспланаден в районе здания муниципалитета, если я все правильно понял.
— Что с ним тогда не так? — поинтересовался Бекстрём.
— Если не обращать внимания на прочие нестыковки, проблема с ним, — доложил Левин, — сводится к тому, что все якобы происходило около четырех утра и совсем в другой стороне относительно ее предполагаемого маршрута, опять же она якобы была в компании (это не мои слова, а свидетеля) с огромным негром.
— Тогда, мне кажется, я знаю, кого ты имеешь в виду, — неожиданно подал голос один из местных коллег с другого конца стола.
— Я уже все понял, когда читал выписку из его досье в регистре преступлений, — сказал Левин и улыбнулся.
— Ага, да, — сказал Бекстрём. — Вопросы? Мнения? Предложения?
«Ни одной разумной мысли, все сидят, словно воды в рот набрав», — подумал он, увидев, как коллеги вокруг стола в унисон качают головой.
— Тогда за дело, — заключил он и поднялся рывком. — Чего вы ждете? Нечего здесь сидеть и толочь воду в ступе. За работу! Самое позднее к обеду мне нужен тот, кто это сделал. Дайте мне подходящую кандидатуру, и я угощу вас тортом к кофе.
Все радостно заулыбались.
«Они как дети», — подумал Бекстрём, не собиравшийся ни при каких обстоятельствах тратить на угощение доставшиеся ему потом и кровью деньги.
Сам он запасся бумагой, ручкой и уединился в пустой комнате для допросов, намереваясь подумать в тишине и покое. И прежде всего включил красную электротабличку, предупреждавшую всех и каждого, что внутри полным ходом идет работа, потом закрыл за собой дверь и с шумом испортил воздух, тем самым осуществив то, на чем давно настаивал его организм и чего ему ценой огромных усилий удалось избежать в ходе встречи. Наконец один, подумал Бекстрём и помахал рукой в попытке очистить атмосферу перед собой от одного из последствий бурно проведенного вечера.
Она пришла домой сразу после трех, решил он. Не похоже, чтобы кто-то ее преследовал или договорился о встрече с ней у нее в квартире. И все равно преступник потом сразу же появляется на сцене. И события почти мгновенно начинают развиваться по наихудшему сценарию с учетом того, как все выглядело на месте преступления. Неизвестный психопат сотворил свое черное дело в течение по меньшей мере полутора часов.
— Затем она умирает, вероятно, между половиной пятого и пятью, — продолжал он свои рассуждения.
А преступник идет в ванную, под душем «очиститься от скверны». А около пяти приносят газеты, и, вообразив, что кто-то собирается войти в квартиру, он натягивает на себя первое попавшееся из одежды и выпрыгивает в окно в спальне, когда на часах чуть больше пяти.
«И куда нас это привело?» — подумал Бекстрём. Бросил взгляд на свой наручный хронометр и занялся расчетами, взяв за исходную точку утро пятницы. Прошло почти двое с половиной суток с тех пор, как его подключили к делу.
«Наш сумасшедший уже может находиться на Луне в данный момент», — подумал он мрачно. Собрал все свои бумаги и решил вернуться к группе и попинать немного своих помощников.
Однако глупо заниматься этим на пустой желудок, подумал он, выходя в коридор. А поскольку из-за случившегося ресторан для персонала кормил сотрудников и в воскресенье, не стоило отказывать себе в удовольствии закинуть что-нибудь в желудок.
«Смоландские клецки со свининой», — восторженно подумал Бекстрём, изучая меню. На том он и остановился. А закончил трапезу большой чашкой кофе с миндальным пирожным, в тишине и покое читая прихваченные из отеля вечерние газеты, которые еще не успел посмотреть.
«Ничего нового по делу, — подумал Бекстрём, потягивая горячий ароматный напиток. — Главным образом пустые измышления с целью поднять волну».
В одном из изданий муссировался новый вариант старого доброго полицейского следа.
Злодей, вероятно, был ненавидевшим полицию преступником, «питавшим необоснованную ненависть к жертве из-за ее работы», констатировал один из экспертов из числа тех, к кому обратились сотрудники газеты, имевшие привычку при каждом удобном случае интервьюировать самых известных мозгокрутов в округе.
«Наверняка, наверняка, — подумал Бекстрём, с аппетитом пережевывая кусок пирожного. — Пожалуй, кто-то из ее преподавателей из полицейской школы в Векшё. А наличие спермы ничего не значило в ее случае, поскольку это могло быть ложным следом. Если же верить конкурентам и их экспертам, все выглядело совсем иначе. Те считали, что речь идет о серийном убийце с маниакальной ненавистью к женщинам, и о чуть ли не ритуальном способе действия, с которым он совершал свои преступления. Похоже на коллегу Олссона. И на кой черт им все это?»
В описаниях, приведенных обоими конкурирующими изданиями, имелись, правда, и общие черты. Не особенно явные, но тем не менее. Еще один эксперт первой газеты, тоже поддержавший полицейский след, не исключал, однако, что речь могла идти о серийном убийце особого типа, нацеленном именно на полицейских, но абсолютно равнодушном к другим, поскольку именно униформа разжигала в нем сексуальный аппетит. При виде формы его просто клинило, если верить газете.
Какой-то сумасшедший, вероятно, завел себе сайт в Сети, и к нему они все обращаются за духовной подпиткой, предположил Бекстрём. Он уже собирался отложить газеты в сторону, когда ему на глаза попалась статья, заставившая его вздрогнуть.
В ней некий эксперт, доцент в области так называемой судебной психиатрии из психиатрической лечебницы Святого Зигфрида в Векшё, отвечая на заданные ему вопросы, пустился в пространное разглагольствование о следах пыток, которые полиция нашла на теле жертвы.
Ничего себе, подумал Бекстрём, он ведь явно смог увидеть те же самые фотографии, с которыми только облеченная особым доверием часть разыскной группы ознакомилась предыдущим вечером. Или кто-то из тех, кто видел их, описал ему все очень правильно и подробно.
Также этот доцент, имевший странный и специфический взгляд на разыскную работу, присоединился к тому, что в любом случае следовало рассматривать как главную версию. Они имели дело с серийным убийцей. При мысли о жестокости совершенного преступления он, скорее всего, и раньше уже отметился чем-то подобным, а вероятность того, что он сделает это снова и в ближайшее время, была высокая, если не сказать стопроцентная.
Кроме того, речь не шла о «каком-то обычном сексуальном садисте с хорошо развитой фантазией», как, похоже, считали менее сведущие коллеги доцента из числа криминологов. И уже точно не о ком-то, кого возбуждали будущие полицейские женского пола в униформе или без нее. Автор утверждал, что дело касалось «серьезного психического отклонения» как раз сейчас чуть ли не «хаотически действующего» преступника. Вдобавок он был «молодым человеком с иммигрантскими корнями, который в детстве или на пороге юности пережил тяжелый стресс, связанный с насилием». Например, его самого пытали, или он стал жертвой грубого сексуального домогательства. На этом Бекстрём закончил чтение, быстро допил остатки кофе, сунул газету в карман и отправился на поиски собственного пресс-секретаря расследования.