— Давай придерживаться нашей темы, — предложил Адольфссон.
«Лучше всего того, о чем я смогу написать», — подумал он.
Связывание? Дисциплинарные ролевые игры? Неигровое господство и подчинение? Садомазохизм?
— Не со мной в любом случае, — констатировала дама и пожала плечами. — Конечно, начинает разъедать любопытство, когда все мои подруги так много болтают о нем, и я не собиралась выходить за него замуж. Чистый секс — и только. В нем он был непередаваемо хорош. Хотя думаю, — добавила она, — если бы я попросила о чем-то таком, он, естественно, согласился бы. Уж точно не отказался. Нет, мне даже не понадобилось бы просить. Он сам понял бы мое желание. В этом он тоже мастак.
Но дальше им не удалось продвинуться.
— Я руку даю на отсечение, что он опасно болен! — воскликнул Бекстрём.
«И это мы, наверное, узнаем, как только пороемся в его гардеробе», — подумал он, и старое знакомое возбуждение охватило его с новой силой.
Бекстрём постепенно стал привыкать к жизни в городском отеле в Векшё. С потерей Эгона он свыкся на удивление быстро и в последние дни даже не вспоминал о нем. Его номер был чисто прибран, а кровать застлана свежим бельем, когда он возвращался после очередного тяжелого трудового дня. Его единственной заботой по утрам стало не забыть смять и бросить вчерашнее полотенце в угол в ванной комнате, чтобы ярые защитники окружающей среды из числа персонала не оставили его висеть, а обязательно заменили на новое и свежее. Вдобавок пришло время отдать в стирку всю надеванную одежду. И на сей раз абсолютно на законных основаниях, поскольку он испачкал ее своим потом исключительно при выполнении служебных обязанностей.
Почти сразу же у него сформировался единый распорядок на все вечера. Сначала, стоило ему войти в дверь, холодное пиво. Затем короткий сон, еще пиво в комнате и только потом немного еды. Прежде чем лечь в постель и оказаться в объятиях Морфея, короткий высокоинтеллектуальный разговор с коллегой Рогерссоном, еще несколько бокалов пива, возможно, с одной-другой рюмкой горячительного в придачу. Некоей добавкой к повседневности сейчас служили разговоры с репортершей местного радио. Тем самым она получала возможность в очередной раз пожаловаться на то, что у него, похоже, совершенно не было времени встретиться с ней, пусть она и клятвенно обещала не доставать его вопросами о работе.
Как в этот вечер, например.
— Немного поздновато сейчас, — сказал Бекстрём.
— Ты только обещаешь и обещаешь, — вздохнула Карин.
«До нее, наверное, дошли слухи о моей суперсалями, поэтому она так меня достает», — подумал Бекстрём и в то самое мгновение услышал хорошо знакомый стук в дверь.
— Пора заканчивать, — свернул разговор Бекстрём. — Мне надо кое с чем разобраться. Созвонимся.
Рогерссон притащил с собой целую упаковку из шести банок пива и вдобавок, похоже, пребывал в отличном настроении.
— Я поболтал сегодня с коллегами в Стокгольме, — сообщил Рогерссон, и его худое, покрытое шрамами лицо расползлось в улыбке. — Они рассказали мне просто невероятную историю о Морде, которая особенно понравилась бы комиссару Острёму.
— Я слушаю, — сказал Бекстрём.
Рассказанная Рогерссоном история, естественно, обросла всевозможными дополнениями по мере продвижения от одного рассказчика к другому. А поскольку она проделала немалый путь от ванной в Гранд-отеле до ушей Рогерссона, доставшаяся ему версия несколько отличалась от оригинала.
— Да, он там устроил такую пальбу, что разнес к черту, наверное, половину отеля, — с довольной ухмылкой закончил Рогерссон пять минут спустя.
— Наверное, забыл про патрон в патроннике, когда собрался чистить оружие, — предположил Бекстрём. — Окажись ты или я на его месте, мы сидели бы в кутузке у коллег в Мальмё уже в тот же день.
— Нет справедливости на свете, — вздохнул Рогерссон, покачал головой и вылил последние капли пива из первой банки в свой бокал.
— Да, уж точно, — согласился Бекстрём.
— Странно, что об этом нет ни строчки в газетах, — заметил Рогерссон.
— А это ведь можно устроить, — сказал Бекстрём с улыбкой. — Я могу рассказать коллеге Острёму, а он, в свою очередь, поделится с кем-нибудь из наших обычных стервятников.
На следующее утро в «Смоландспостен» вышла большая статья о скандале, разразившемся в сфере культуры города. Ян Левин сразу же решил вырезать ее и приобщить к своим путевым заметкам.
Главный прокурор и член риксдага от Христианско-демократической партии Ульф Г. Гримторп обрушился с яростными нападками на популистский и с моральной точки зрения даже опасный взгляд на культуру, который, в его понимании, доминировал в деятельности соответствующего отдела администрации коммуны Векшё.
Его особое недовольство вызвал проект, предназначенный для молодых иммигранток и вкратце сводившийся к тому, чтобы обучать их езде на велосипеде и плаванию. Для его реализации в июне был организован специальный интернат в сельской местности на берегу озера, где в течение трех недель под руководством опытных инструкторов и при наличии всего необходимого инвентаря четырнадцать участниц курсов получали столь специфичные знания.
Все они с блеском сдали выпускные экзамены, и три из них, давая интервью газете, единогласно засвидетельствовали, что достигнутые физические кондиции позволяли им идти дальше по жизни, развиваясь также в чисто интеллектуальном плане. Освободиться от бремени патриархальных условностей, мешающих им и их ближним, полностью адаптироваться на новой родине, поверить в себя и тем самым создать необходимые предпосылки для того, чтобы лучше впитывать новые для них традиции и ценности.
Чиновник отдела культуры муниципалитета коммуны Бенгт А. Монссон, который отвечал за этот и за другие так называемые особые проекты, описал свое велосипедно-плавательное детище как чуть ли не беспримерно успешное.
— Если кто-то считает, что подобное не имеет к культуре никакого отношения, он просто не понимает смысл данного понятия, — констатировал он, — а на зиму у нас уже запланировано продолжение этой деятельности, то есть обучение катанию на лыжах и коньках — лыжно-коньковый проект.
Однако, по мнению члена риксдага Гримторпа, все это было полной чепухой. Откровенно надуманным предлогом для того, чтобы различным леворадикальным снобам от культуры позагорать в компании юных красоток на деньги налогоплательщиков, достававшиеся тем потом и кровью.
— Двести тысяч крон, — метал громы и молнии Гримторп. — При чем здесь культура?
Особенно когда речь шла о деньгах, зарезервированных на деятельность городского театра Векшё, для камерного оркестра, библиотеки и различных проводимых ими мероприятий. Не говоря уже о том, что под угрозой могла оказаться выплата стипендий многим молодым и талантливым промышленным дизайнерам, художникам и скульпторам региона.