Эмерик Танги-Фрост, ул. Алле, 21, Париж 75014
Жорж Форье, тупик Гетэ, 8, Париж 75014
Ален Карьеф, Вилла Моне, 19, Париж 75019
Катрин Амар-Фюзен, ул. Круа-Нивер, 82, Париж 75015
Элуа Вилкевиц, ул. Розье, 12, Париж 75004
Вальдек Мирманс, ул. Рейнуар, 12, Париж 75016
Стефани Маллори, аллея Руа, 1, Сен-Жермен-ан-Лэ 78
Жак Фаильоли, площадь Орлож, 33, Лион 69000.
Только бы человеком, нанявшим детектива для слежки за ней, оказался этот Стефан Олье. Она никогда не встречалась с ним, но уже ненавидела. Если это он, то, допросив и убив его, она наконец-то сможет отдохнуть. Кто он такой? На первый взгляд безобидный незнакомец, их пути никогда не пересекались, и он ничего для нее не значил.
Она обхватила голову руками, почувствовав головокружение. Где? Когда? Где и когда она совершила ужасную ошибку, которую сейчас пытается смыть кровью? Глубокий стон вырвался из груди. Хотелось завопить, но это было невозможно. Не сейчас, не здесь.
Она нажала большими пальцами на шейные артерии и почувствовала легкое головокружение. Нажала посильнее, и окружающий мир стал мягким, ватным, дыхание выровнялось, веки отяжелели, биение сердца замедлилось, словно взмахи крыльев у бабочки, попавшей в ловушку. Она опустила руки, прекращая давление, но белая ватная пелена еще держалась несколько секунд перед глазами, пока не исчезла, будто унесенная невидимым и неощутимым ветром.
Несколько минут она сохраняла неподвижность, потом осторожно поднялась, чувствуя, какими тяжелыми стали конечности. Сердце вернуло себе обычный ритм.
Стефан Олье. Ее задача на сегодняшний день. И не надо больше ни о чем думать.
Кнут щелкнул. Давай, девочка, ты справишься.
Среда, вторая половина дня
– Никакого сходства, – сказала Билье. – Ни по способу совершения убийства, ни по обстановке. Тем более что…
Она замолчала.
– Тем более что? – спросил Мартен.
– Не знаю… Достали вы меня своими вопросами. Может, лучше обратитесь к гуру или шаману? Я ученый, а не ворожея.
– Кто бы спорил?! А что ты собиралась сказать?
Билье помотала головой, злясь на саму себя.
– Было еще одно убийство. Там жертве практически срезали голову струной. И я не знаю, почему…
Слова с трудом срывались с ее губ, но Мартен и Жаннетта поостереглись подсказывать.
– То же самое зверство и та же ледяная ярость, как в первом и третьем. Но при этом совершенно другой способ убийства.
– Странно, – заметила Жаннетта.
– Что именно? – почти агрессивно уточнила Билье.
Жаннетта бросила на Мартена взгляд, молящий о помощи. Он понял, что она имела в виду.
– Ты так говоришь о разнице в способе убийства, словно это еще один сходный элемент, – прокомментировал он.
– Именно. Похоже, я сошла с ума. Зверство, тщательность и полное отсутствие следов – вот вам три общих признака.
– А результаты проверки слюны? Уже есть? – спросила Жаннетта.
– Нет там никакой слюны. Это изо рта у нашего сотрудника капнуло. Сожалею.
Жаннетта постаралась скрыть разочарование.
– Случается, – заметил Мартен.
– Только не у меня, – отрезала Билье. – Буду требовать его перевода.
Она помолчала, явно пытаясь максимально точно сформулировать мысль.
– Все выглядит так, как если бы мы имели дело с убийцей, который старается максимально усложнить свою задачу, совершая всякое новое убийство способом, как можно больше отличающимся от предыдущих, – произнесла она в конце концов. – То, что происходит, противоречит всему, что я до сих пор видела.
– Этому можно найти объяснение, – высказала мнение Жаннетта. – Если убийца один и тот же, он специально действует так, чтобы нам не пришло в голову связать преступления между собой.
– Не исключено. Но это требует огромных затрат энергии и предполагает столь же громадный риск.
Билье захромала по своей заставленной приборами лаборатории. Мартен никогда не видел ее такой взволнованной. Она нетерпеливо смахнула упавшую на лоб рыжую прядь.
– Убийцы-рецидивисты никогда не меняют почерк. Единожды прибегнув к орудию убийства, они от раза к разу совершенствуют его применение, потому что это наилучший способ избежать поимки. Ваш убийца – если это действительно один и тот же человек – выбрал прямо противоположный вариант. И он не боится умножать риски.
– А это означает, – пришел к выводу Мартен, – что единственный способ остановить его – понять мотив.
– А также что мы – в самом начале серии и наш преступник будет убивать, пока не получит то, чего хочет. А с учетом упорства, которое убийца демонстрировал до сих пор, маловероятно, чтобы он или она вдруг начали делать ошибки.
– Но у нас все-таки есть след подметок, – заметила Жаннетта.
– Да, – ответила Билье, – он или она носит новые кроссовки. Которые уже наверняка уничтожены. Суперулика.
Она только что призналась в собственном бессилии, и это было совершенно на нее не похоже. Жаннетта поморщилась. Ей не нравилось, что такой профессиональный и талантливый специалист, как Билье, проявляет пораженческие настроения. С точки зрения Мартена, поведение убийцы тоже противоречило всему, что подсказывал его опыт. Основная аксиома профессии гласила: убийца всегда прибегает к способу, который ему удался. Любые отклонения, вызванные чем угодно, кроме неожиданных обстоятельств, подвергают его дополнительному риску. Душитель душит, тот, кто перерезал горло, продолжает резать, убивший ножом хватается за нож… Мысль о преступнике, способном с таким талантом переходить от одного сложного способа убийства к другому, столь же хитроумному, сама по себе вызывала головокружение. Даже серийные убийцы придерживаются одного и того же метода, обставляя свои преступления определенными ритуалами, которые они постепенно совершенствуют – если им позволяют это сделать.
Их убийца представлял собой статистическую погрешность и одновременно извращение с точки зрения стереотипов человеческого поведения. Был кем-то вроде мутанта.
Обычно, изучая жертв, удается в конце концов понять мотив преступника. Что общего у детектива и двух других убитых?
И тут Мартен понял. Это же очевидно. И заодно объясняет упорное стремление преступника менять способы убийства. Две последние жертвы были клиентами этого частного сыщика.
У кого-то из тех, кто обратился к нему, наверняка имелось нечто такое… сокровище?., тайна?.. И это нечто убийца хотел заполучить любой ценой. Чтобы оправдать такую жестокость, предметом смертоносной охоты должно было быть нечто жизненно важное, некая опасность, угрожающая самому существованию преступника.