– Список пациентов Лоретты что-нибудь дал?
– Я обратился к Фурнье. Жду результатов.
– Ты сказал ему о бабках?
– Нет, ни о деньгах, ни о ключе, вообще ни о чем. Просто спросил у него, кто из Лореттиных клиентов расследовал большое ограбление.
– Он может что-нибудь заподозрить.
– Ничего не поделаешь. Ты хотела мне что-то сказать?
– Нет, – ответила она. – Хорошего тебе воскресенья.
– И тебе тоже.
Он повесил трубку.
– Черт возьми, – пробормотала Жаннетта, вешая трубку, – я, кажется, увязла. Нужно выкинуть его из головы. И чем скорее, тем лучше.
Она позвонила матери. Они долго говорили о Зоэ и ее отце. Мать так яростно на него набросилась, что Жаннетта почувствовала необходимость защитить мужа. К тому же мать засыпала ее советами. Жаннетта заставила себя покорно выслушать всё, никак не комментируя, и вскоре так разозлилась, что сразу позабыла о Мартене.
Воскресенье, середина дня
Царь-Ворон дал ей номера стационарного и мобильного телефонов префекта полиции. Она набрала мобильный, сработал автоответчик. Она отключилась, не оставив сообщения, и перезвонила по обычному телефону. Только бы он не счел ее настойчивость неуместной. Французы – жуткие формалисты, и попытка связаться с префектом полиции дома в воскресенье – не лучший способ расположить его к себе. Но при наличии рекомендации председателя это не имело особого значения, а она срочно нуждалась в информации.
Он ответил после первого звонка. Она представилась и извинилась.
– Председатель предупредил меня, – ответил он. – Я в вашем распоряжении.
У него был довольно молодой и звонкий голос.
– Что конкретно вас интересует?
– Какое-нибудь необычное дело. Нечто особенное, и чтобы при этом СМИ еще не успели растрезвонить…
– Понятно. Дело об убийстве?
– Да, да, лучше всего убийство. Пусть будет кровь, но, главное, побольше тайн, – добавила она. – Несколько убийств, явно связанных между собой, но неизвестно, чем и как…
Точнее не высказаться. Не была ли она излишне конкретна? Нет, пожалуй, в самый раз.
– Я понял. В ближайшее время выясню и перезвоню вам.
Франсис вернулся после визита к родителям. Она распахнула объятия, прижалась к нему всем телом. Ей показалось, что в ответном объятии она уловила микроскопический намек на сдержанность, и недавние подозрения вспыхнули с новой силой. Она заставила себя улыбнуться, хотя мышцы лица непроизвольно напряглись.
– Как родители?
– Более-менее. Не молодеют.
– Они были рады тебе?
– Конечно.
– О чем вы говорили?
– Да, знаешь, о том же, о чем всегда. Проблемы со здоровьем, налоги на землю, семейные истории и тому подобные вещи. Круг тем постоянно сужается. После выхода на пенсию отец сильно сдал. Хорошо, что я поехал один, ты бы умирала от скуки.
Ровно те же слова он произнес, когда вернулся от родителей в прошлый раз.
– Мы могли бы развлечься, лаская друг друга под столом, или трахнуться в туалете или в беседке на краю парка.
Он покраснел.
– Ты права. Но только это было бы нелегко, если учесть, что везде носятся дети кузенов.
– Каких кузенов? Со стороны отца или матери?
Он колебался долю секунды. Она поняла, что он лгал с самого начала, и почувствовала, как под ногами разверзается ад.
Префект позвонил ей во второй половине дня.
Он пригласил ее пообедать на следующий день в ресторане рядом с префектурой и тоном, в котором проскальзывал намек на легкий флирт, предупредил, что приготовил для нее сюрприз.
Магдалена сдержалась и не сказала, что ненавидит сюрпризы. Она поблагодарила его тоном, в котором чуть снисходительного тепла было ровно столько, сколько нужно. Разве она не любовница всемогущего Царя-Ворона?
Воскресенье, вечер
Фурнье позвонил Мартену, когда комиссар мыл салат, внося единственно доступный ему вклад в приготовление ужина.
– Помнишь то место, где ты прижал Руджеро?
– Да, хорошо помню.
– Через полчаса, – сказал Фурнье и повесил трубку. Мартен положил салат на стол и надел пальто:
– Мне нужно ненадолго уйти.
– Ненавижу задавать этот вопрос, но хотелось бы знать, вернешься ли ты к ужину? – спросила Марион.
– Если часок подождешь.
Фурнье встретил его в “Рандеву-дез-Отер”, бистро на улице Ледрю-Роллена. Мартен не был здесь восемь лет, с момента ареста Руджеро, бандита, который славился своей жестокостью. Сыщики тогда узнали, что Руджеро с сообщниками должны быть на улице Шаронны. Там у Руджеро имелась тайная квартирка в небольшом четырехэтажном доме, где он жил со своей подругой и девятимесячным сыном. К аресту готовились предельно тщательно, улицы блокировали перед самым началом операции. Однако в какой-то момент ситуация вышла из-под контроля, Руджеро удалось сбежать по крыше, но его опознали на улице. Он скрылся в “Рандеву-дез-Отер”, на перекрестке улиц Ледрю-Роллена и Шаронны. Это было бистро с одним залом, без кухни, – худшего укрытия не найти. Он спрятался за импозантным полукруглым баром во всю ширину бистро. Кроме него у стойки сидело трое посетителей, рядом стоял бармен, а с улицы через окна за этой сценой наблюдали десятки полицейских, пригнувшихся за своими машинами.
Мартен вел переговоры, а Фурнье обеспечивал связь с прокуратурой. Переговоры продлились добрых двенадцать часов, и только после этого Руджеро сдался.
– Нашел того, кто тебе нужен, – сообщил Фурнье, садясь к стойке. – Плохо окончившаяся транспортировка денег, май 2002 года, в Ла-Сьота. Подозревали одного из сопровождающих или сотрудника банка, но не смогли ничего доказать. Налетчики ушли, унося семьсот пятьдесят тысяч евро.
В сейфе, открытом Мартеном, было на пятьдесят тысяч меньше. Если деньги с этого ограбления, значит, кто-то по ходу дела часть прикарманил.
– Двое были убиты, сопровождающий и один из бандитов, два жандарма тяжело ранены. Одному из нападавших удалось скрыться, его так и не нашли.
– А что с бабками? Их вернули?
– Забавно, что ты задаешь этот вопрос. Нет, не смогли. Вся марсельская полиция занималась этим делом. У заместителя начальника следственной группы после этой бойни случилась депрессия. Он подал прошение о переводе и прошел курс психотерапии у Лоретты Вейцман.
– Как его фамилия?
Фурнье пододвинул к нему листок с фамилией, написанной большими буквами. Мартен кивнул. Достал свой список, сверился с ним. Да, фамилия в нем фигурировала. Он не знал этого человека.