Она не сразу обратила внимание на машину, которая затормозила у бровки, а когда поняла, что происходит, было уже поздно. Мгновение назад она была на свободе, и вот ее, полузадушенную, уже бесцеремонно запихнули в машину, и она оказалась зажатой между двумя мужчинами на заднем сиденье седана без опознавательных знаков, который влился в общий транспортный поток.
Ни один прохожий даже не оглянулся. Профессиональная работа.
Мужчины сковали ей руки наручниками за спиной, потом впились в нее взглядами собственников. Это были те же церберы, что обыскивали ее в участке.
Ее нижняя губа задрожала. Две слезинки выкатились из глаз.
Она умрет. Улыбка Мартена. “Я тоже так думаю”, сказал он. Это был сигнал. Она пыталась его убить, а он предупреждал ее, только она оказалась слишком глупой и самоуверенной, чтобы понять его предупреждение. Или она все это придумала?
Бедром она ощущала выпирающий пистолет головореза. Совсем рядом с ее правой рукой. И так далеко от нее.
В салоне пахло табаком и потом. Наверняка здесь просидели в засаде сотни часов.
Они выехали из Парижа и мчались по автостраде на пределе разрешенной скорости.
Мужчины, сидевшие по обе стороны от нее, немного расслабились. Шофер больше не поглядывал каждые двадцать секунд в зеркало заднего вида. На этот раз их было всего трое. На автостраде, при скорости в сто тридцать километров в час, трудно попытаться что-либо сделать, и никто не придет к ней на помощь. Мигалка лежала между передними сиденьями. Эта операция была абсолютно неофициальной.
Мужчина с кобурой на боку положил руку ей на бедро, как бы случайно. Он хотел ее. Будь они на заднем сиденье вдвоем, все получилось бы легче легкого.
Пальцами она нащупала скрученную булавку, вшитую сзади в пояс джинсов. Попасть в скважину наручников было несколько сложнее, но не слишком тяжело. Ей удалось высвободить правую руку, проследив при этом, чтобы плечо и предплечье не шевелились.
– Что вам от меня нужно? – слабым голосом спросила она.
Он посмотрел на нее.
– Тебе не следовало убивать Дюпюи, – ответил мужчина. – Он был нашим шефом.
Ну, конечно. Логика соблюдена идеально. Она понадобилась, чтобы устранить внутреннюю угрозу. А теперь настала ее очередь. Змея кусает собственный хвост.
Надпись “Орлеан – Тур” проплыла над автомобилем. Где они решили похоронить ее? В Сол они, посреди обширного владения, земли которого никогда не станут вспахивать? Возможно, по иронии судьбы, в поместье семьи Франсиса.
Она закрыла глаза и сконцентрировалась. Получилось даже быстрее, чем она рассчитывала. В горле образовался комок желчи, желудок скрутил спазм. Она дернулась, и ее вырвало на руку мужчины с кобурой на бедре.
Он подпрыгнул, вскрикнув от отвращения. Тот, что был слева, машинально отодвинулся, опасаясь следующего приступа. Водитель повернулся, пытаясь рассмотреть, что происходит. Ее снова вырвало.
Одновременно ее рука протянулась к оружию полицейского, сидевшего справа. Указательным пальцем она сняла предохранитель и выпустила пулю ему в бок. Выстрел почти оглушил ее. Полицейский так сильно дернулся от удара пули, что головой пробил стекло. Она прижала руку к себе и трижды выстрелила в мужчину, сидевшего слева, который в этот момент сжимал пальцами ее горло. Она почувствовала, как обожгло живот. Руки мужчины упали. Он свалился вперед, потом откинулся назад и больше не шевелился.
Водитель резко затормозил, и машину развернуло поперек дороги. Он предпринял отчаянное усилие дотянуться до нее через спинку сиденья. Вой клаксонов, визг тормозов и шин… Какой-то грузовик вильнул и чудом не врезался в них, гудя изо всех сил.
Она приставила пистолет к его подбородку и вонзила повелительный взгляд в его перепуганные глаза.
– Разворачивайся. Быстро. Возвращаемся в Париж, – скомандовала она.
Пятница, полночь
Завибрировавший мобильник разбудил Мартена. Еще не ответив, он догадался, кто звонит. События разворачиваются не по плану, сказал он себе, целуя Марион в плечо и укрывая ее простыней.
Когда он прибыл к префекту, Руссель уже был там, вместе с неизвестным мужчиной, которого не сочли нужным представить Мартену.
Никто не предложил ему сесть. Кресло рядом с Русселем пустовало, и он занял его.
– Три сотрудника были убиты подозреваемой, которую вы выпустили сегодня вечером, – мрачным голосом произнес префект.
– Ужасно, – подтвердил Мартен. – А сотрудники какой службы?
Никто не ответил. Все это время взгляды троих мужчин оставались прикованными к нему.
Если им хотелось, чтобы он почувствовал себя в роли обвиняемого, то желаемого эффекта они не добились. Приказ об освобождении Магдалены Пети уютно устроился в недрах его бумажника.
– У нас проблема, – продолжил префект.
Мартен оставался бесстрастным.
– Вы не должны были ее выпускать. Это крайне серьезная ошибка, которая рискует повлечь за собой юридические последствия, вплоть до вашей отставки.
– Все действительно очень серьезно, – согласился Мартен с каменным лицом.
– Вы признаете, что совершили эту чудовищную ошибку? – воскликнул префект, которому больше не удавалось скрыть облегчение.
– Я признаю, что кто-то совершил ошибку, – поправил его Мартен, хотевший до конца насладиться моментом.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил префект, неожиданно почувствовав приближение катастрофы.
– Я действовал по письменному приказу прокуратуры. Министерства юстиции. Вам не говорили?
Префект растерянно моргнул:
– Мне никто не сообщил. Можете показать мне этот письменный приказ?
Руссель кашлянул.
– Конечно. – Мартен вынул фотокопию и протянул ему.
Префект жадно схватил документ:
– Но это же копия! А где оригинал?
– Спрятан в надежном месте, – сообщил Мартен.
Слова повисли в густой тишине. Префект поднял глаза к незнакомцу. Потом снова повернулся к Мартену.
– Мы пригласили вас потому, что вы лучше всех справитесь с ее поимкой, – сказал он. – Один раз вы уже ее ловили. Есть идеи на этот счет?
– Ее арестовал не я, а Ландовски.
Префект посмотрел на Русселя. Он ничего об этом не знал.
В любом случае они вызвали его не затем, чтобы попросить совета. Его решили пригвоздить к позорному столбу как отличного кандидата на роль козла отпущения.
Но их затея провалилась. Из зачумленного он превращался в необходимого. Ненавижу этих людей, подумал он. Даже больше, чем женщину, которая убила как минимум тринадцать человек и пыталась расправиться со мной.