– Дед, ты это серьезно, – сразу встряхивается Краснов.
– Нет, шучу.
– Тогда я мигом, – радостно вопит Краснов и бросается к платяному полированному шкафу.
– Пошли к Воробью, ситуация в корне меняется. Может, сейчас и ухватим рыбку за пипку, – рифмует на ходу Ермолин, и вот уже его тяжелая поступь громоподобно продавливает раздолбанные доски пола в коридоре. Чуть не получив по лбу захлопнутой с силой дверью, успеваю проскочить следом.
Дед рывком, чуть не сорвав с петель, открывает дверь из– за которой, не смолкая ни на секунду, слышится громкий фальцет Воробья. Толя ястребом завис над задержанным. Вся его хищная поза, несомненно, преследует цель вызвать страх и ужас у собеседника. Резкая, отрывистая речь неприятно бьет по перепонкам. Сбоку, поставив согнутую в колене ногу на стул, и с очень недобрым лицом возвышается Бритвин. Несмотря на явный психологический пресс, Максим Разин остается невозмутим. Увидев нас, выдохшийся Воробей распрямляется и отходит в сторону.
– Ну, что нового? – сурово выпучив глаза, спрашивает дед.
– Звездит, как сивый мерин. Ничего не видел, ничего не знаю…Урод!!
– Ну, ты потише, Толя, а то Андрей еще возьмет и обидится. Или как там тебя правильно? К тебе обращаюсь! – повышает голос.
– Молчишь?…А может, поговорим по душам, Андрюша. Ты кто вообще, Андрей или Максим? Просвети пожилого человека. Будь добр!
– Максим я, – сквозь зубы цедит Разин.
– Вот и чудненько! Значит, твой корефан не врет, – начинает блефовать Ермолин. – Так поговорим? Игорек, тот очень разговорчивым оказался. И про «Снежинку» поведал и про все остальное.
– Не знаю, что он вам наплел со страху, я не при делах, – не поднимая головы, усмехается Разин.
– Как не при делах? Мужичок, которого вы нагрели, тебя обязательно опознает, что тогда петь станешь?
– А что петь? Действительно пил вчера вечером с каким-то мужиком в «Снежинке». Ну и что? Нельзя, что ли?
– Почему же нельзя, пей, гуляй на здоровье! Только зачем доброго человека опосля по голове дубасить? За все хорошее? И выпить поставил и угощал, денег не жалея. Не по-людски получается, Андрюша, или как тебя там? И скажи мне по секрету, что за дамочка с вами была? Говорила ведь, что ты одноклассник ее.
– А кто ее знает. Может, и учились когда. Лицо показалось знакомым, вот и подсел на свою голову. Кто она такая, я не знаю. Пусть сама расскажет.
– Значит, моим словам ты не веришь! Ведь не веришь, правда? Рассказать все, как было, в узком кругу не желаешь. Ладушки! Не хотел я спешить, но… Короче, готовься к очной ставке! – многозначительно произносит дед. – А куда прикажешь деваться? Показания ваши с Мухиным разняться. Так, что держись!
– Толя, ты пока запиши всю эту ахинею, а минуток так через двадцать ко мне заведешь. Если все-таки одумается – позовешь.
– Хорошо держатся, черти, интересно работать – дед потирает руки.
– А о чем это говорит? А говорит о том, что с доказательствами у нас, мягко говоря, хреново, и они это прекрасно чувствуют. Вот возьмут и не расколются, что тогда делать будем? Отпускать с миром?
– А если семерку подключить, сразу на остальных выведут. – Из-за шкафа подбрасывает умную мысль Краснов.
– А ты ее в глаза, эту наружку, когда видел? – спрашиваю я.
– Ну, не работал с ними ни разу, и что?
– А то, что не в Министерстве или Главке трудишься и удовольствие это дорогостоящее не для нас смертных. Пойди, в плане эксперимента заикнись об этом Сокову, – ухватившись, не отпускает тему Ермолин. – Куда он тебя пошлет? Правильно. Да еще кликуху типа Штирлиц приклеит на всю оставшуюся. Посему будем рассчитывать только на себя и обходиться наличными силами и средствами.
– Леха, ты готов?
– Все, как в аптеке!
Дед придирчиво осматривает шкаф.
– Дверца случайно не откроется? – крутит створку на петлях.
– Никак нет, товарищ майор! – дурачась, рапортует Краснов.
– Кончай веселиться, готовься.
Краснов ставит внутрь шкафа небольшой табурет. Сосредоточенно вставляет новые батарейки в кассетный магнитофон «Романтик», почему-то выданный нам под названием «спецтехника». Тут же стандартно проверяет запись: «алле, алле, раз, два, три, раз, два, три …» и, сграбастав его под мышку, лезет в шкаф.
В соседнем кабинете приводится в рабочее состояние прослушивающее устройство, задуманное и внедренное в жизнь изобретательным Воробьем, представляющее собой аккуратно высверленное отверстие в стене, прикрытое в соседнем кабинете картой мира, служащей, по гениальному замыслу Птицина, одновременно мембраной, усиливающей звук. Чтобы данная система начала действовать, необходимо вытащить из дыры плотно подогнанную пенопластовую пробку-затычку и с этой же стороны вставить обычную воронку, к которой впоследствии прикладывают ухо. Всю эту сложную комбинацию, включая шкаф с Лехой, именуем «Музыкальной шкатулкой».
А совсем недавно неугомонный на выдумки Птицин выдал на поток свое новое изобретение – полиграф или, в простонародье – детектор лжи, предельно простой в устройстве и эксплуатации прибор. Основу его составляет купальная резиновая шапочка с двумя приклеенными клеммами, от которых тянутся тонкие проводки в небольшую коробочку с лампочкой. А уже от нее один тайный провод – под крышку стола к маленькой кнопочке. В случае сомнения в правдивости оппонента, он подвергается проверке на детекторе лжи.
С надетой на голову смешной шапочкой с проводами интересующий нас индивид помещается на обычный стул, и ему задаются конкретные вопросы. Если ответ кажется не вполне искренним, под столом оператора нажимается кнопочка и лампочка ярко загорается, что подтверждает факт постыдного вранья. Однако, амплитуда его использования ограничена только очень пьяными или чересчур доверчивыми лицами. Хотя и это хорошо.
А все вместе нестандартные ходы и выдумки, реализуемые в интересах нашего дела, называются оперативными комбинациями.
Они зачастую хромают не в ногу с законом – но, что прикажете делать?
– Готово, – докладываю я как старший у воронки.
– Как договорились, – в последний раз инструктирует дед. – Ты, Петро, прямо сейчас приводишь Мухина и ждешь за стенкой. Затем Воробей приводит Максима. Как только я заговорю про часы, сразу звоните мне по телефону. Понятно? Не напутайте ничего.
Дед подходит к шкафу и стучит согнутыми костяшками пальцев по стенке. – Леха, ты живой там? Что делать, знаешь?
– Знаю, не в первый раз, только душновато здесь.
– Потерпи, сынок, Родина тебя не забудет. Ну, как бывало, говорил товарищ Буденный – по коням!
Я прилипаю ухом к раструбу. Довольно хорошо слышу негромкое покашливание деда и шелест бумаги.
– Проходи, садись, – голос Ермолина строг и спокоен.