Пираты Офшорного моря | Страница: 24

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Что делать, Тимофей не знал. Ехать на квартиру к Алексею желания не было. Но… Если уж не сегодня, так обязательно завтра милиция постучится в его дверь. И нужно ли в таком случае опережать неприятные события?

Неожиданно в его руке завибрировал телефон, на экране высветился номер Александра Чистякова. Не самое подходящее время для беседы. Тимофей уже прекрасно представлял, что ему скажет приятель.

– Слушаю, – вяло отозвался Тимофей.

– Ты ничего не знаешь? – взволнованно спросил Александр и, не дожидаясь ответа, добавил: – Лешку грохнули!

– Знаю… Звонил несколько минут назад ему домой, а там у него какой-то оперуполномоченный Шевцов. А ты откуда узнал?

– И я тоже звонил. – Немного поколебавшись, Саша добавил: – Я назвал себя… В общем, он хотел бы побеседовать с нами.

Винить приятеля не хотелось. Час от часу не легче, может быть, это даже лучше, что беседа состоится не через пару дней, а в ближайшие часы.

– Как это случилось?

– Его застрелили.

– Вот как…

– Ему выстрелили в голову.

Тимофей невольно передернулся, представив на миг эту картину.

– Ничего себе!

– Ведь еще вчера мы с ним разговаривали, – в отчаянии произнес Александр. – Он жаловался на то, что за ним кто-то следит.

– Мне он говорил то же самое.

– Когда?

– Мы с ним вчера в кабаке встречались.

– Кто бы мог подумать, что именно так все закончится. Знаешь, Тимофей, может, у меня шизофрения началась, но у меня возникло ощущение, что за мной тоже следят.

– О чем ты?

– Тоже какое-то дурное предчувствие. Вчера в подъезд зашел, а там какой-то темноволосый хмырь стоял под лестницей, мне показалось, что он меня дожидается. Когда я вошел, так он мне навстречу двинулся. Решительно так… У меня внутри в тот момент все оборвалось. А тут сосед с собакой в подъезд вошел, ну он обратно в тень спрятался.

– Как он выглядел?

– В потемках не особенно разглядел, помню только, что он смуглый. Может, и меня хотят грохнуть?

– Саша, ты сгущаешь краски, – твердо произнес Тимофей. Похоже, ему все же сегодня предстоит играть роль утешителя. Самого бы кто успокоил, а тут приходится подыскивать подходящие слова. – Уверяю тебя, завтра все пройдет.

– Не говори ерунды, не будет так, как прежде. У меня такое чувство, как будто бы мы перешли Рубикон. А что, если это связано с этими фирмами? Ведь мы же до сих пор не знаем, чем они там занимаются.

– Предположительно знаем, перевозят металл, пластиковые трубы, еще какую-то там дребедень.

– Только что-то мне не верится в это. Слышал вчерашние новости?

– А что там?

– Говорили о том, что на Украине задержали партию стрелкового оружия.

– Что-то было такое, – неохотно отозвался Тимофей, невольно оглянувшись, словно опасался, что их разговор могут подслушать.

В комнате было пусто, если не считать трех вуалехвостов, пытавшихся пробить пухлыми губами толстое стекло и выбраться за пределы аквариума. Рыбы явно испытывали дефицит общения, вот оттого держались вместе, едва касаясь плавниками друг друга.

– К чему ты это говоришь? – как можно безмятежнее спросил Воропаев.

– Там говорили о том, что неизвестно, кому принадлежит этот груз и куда он направляется.

– Именно так.

– А только репортер не все сказал. Крупным планом показали салон самолета и кресло, на котором лежали документы…

– Что за документы? – насторожился Тимофей.

– Договор! Так вот, договор с этим номером я лично сам подписывал. По нему мы должны были доставить в Йемен пластиковые трубы, а только теперь я понимаю, что это не трубы были, а оружие!

– Только ты об этом никому не говори… и этому Шевцову тоже. Договорились? Не хватает еще влипнуть в какую-нибудь темную историю.

– Кому же мне еще говорить, как не тебе.

– Вот и лады!

– Только я тебе еще не все сказал.

– Что там у тебя еще?

– Помнишь, там был такой кадр, когда выводили из самолета человека, сопровождающего груз?

– Было такое дело, – сказал Тимофей, пытаясь сохранять спокойствие. Оно давалось ему нелегко, где-то внутри образовалась наледь, отнимая силы, и Тимофей был уверен, что сейчас холодным дыханием он заморозил всю комнату.

– Так вот, этого человека я знаю.

– Откуда же?

– Я его видел в кабаке вместе с Мещерс– ким.

– И что? Мало ли на свете просто похожих людей? – Дыхание стало совсем морозным. Закристаллизовавшийся воздух потрескивал, затрудняя дыхание.

– Я не выдержал, позвонил Гурию и спросил у него: «В чем дело? Там ведь было оружие, а за него нас всех могут упечь в каталажку очень надолго».

– И что же он тебе ответил?

– А что ему отвечать? Он стал доказывать, что он здесь совершенно ни при чем. Говорил, что я все напутал. Что журналисты не так подали материал. Что к оружию он не имеет никакого отношения и что занимается только чистым бизнесом. Послушай, Тимофей, ты у нас самый рассудительный, может, я что-то воспринимаю не так? Может, действительно нет никакого криминала? Может, я просто сгущаю краски? Скажи!

– Не берусь сказать однозначно: может, все это случайность, а может, и нет. Но все-таки я бы советовал тебе поберечься. А то уезжай куда-нибудь!

– А сам ты как?

– Если твои опасения действительно верны, то они меня вряд ли тронут. Сейчас на мне висит почти пятьсот миллионов рублей! Такие деньги просто так не пропадают. Им всюду нужна моя подпись.

– А разве они не могут ее подделать?

– То-то и оно, что нет. В банке я должен присутствовать лично. Никакие доверенности не действительны.

– Хорошо, я подумаю. Давай созвонимся завтра.

Тимофей отключил телефон. Кого ему хотелось сейчас увидеть, так это Земфиру. Почему у нее такое необычное имя? Она мусульманка? Не в силах более противиться желанию, Тимофей набрал телефонный номер Земфиры.

– Слушаю, – прозвучало после второго гудка.

– Земфира, я бы хотел встретиться с тобой, – и, опасаясь, что девушка может отказать, добавил: – Давай встретимся через час.

– Почему такая спешка, ты куда-то торопишься?

– Ты хочешь честного ответа?

– Конечно, я всегда предпочитала честных мужчин.

– Тебе повезло, я как раз из таких… Возможно, это покажется тебе странным, но я не могу без тебя. Все это время я не забывал тебя даже на секунду. Ты просто вошла в меня, как неизлечимая болезнь.