– Вас радовали их крики?
Она ничего не ответила, только прикусила губу. «Страшная штука женская ненависть, – подумал я, стараясь не встречаться с Ивон взглядом. – Страшная и неестественная…» Но могли я судить островитянок? Могли сказать, что сотворенное ими – преступление? Или возмездие, жестокое, но справедливое? Я не судья, я – Наблюдатель… Бывает, я выхожу из этой роли, чему виной физическое сходство между землянами и уренирцами, однако в очень редких случаях. Наверняка я перебил бы отребье, приплывшее на мирный остров, но это – хвала Вселенскому Духу! – сделали без меня. Кого взорвали, кого замучили, и те, кто мучил и взрывал, сами являлись жертвами… Кто их рассудит? Пожалуй, даже Старейший не мог бы ни обвинить их, ни оправдать…
Ивон пошевелилась рядом со мной, промолвила:
– Ты хочешь уйти, Жак? Теперь, когда ты узнал про это? – Она показала взглядом на пыточный сарай. – Ты презираешь нас… меня? Боишься?
– Нет. Я должен уйти, но не по той причине, какую ты назвала. Просто ваш остров не для меня. Мир, в котором я живу, другой. Она кивнула.
– Я понимаю. Я могу подарить тебе так мало…. только себя и этот клочок земли.
– Это царский подарок, Ивон. Целых два сокровища, и ты их береги. Береги для одного из тех, кто скоро приплывет на этот остров, чтобы прожить здесь всю жизнь. А я… я не могу.
Она подняла ко мне лицо, подставила губы, но я поцеловал ее глаза. Прощальный поцелуй перед разлукой…
Больше я не встречался с Ивон, но выполнил обещание. Есть люди, которым неуютно в мире – в том, каким он стал; люди, стремящиеся к покою и любви, и это для них дороже благ цивилизации. Их больше, чем принято думать. Юный врач, художник средних лет, молодые парни из «зеленых», защитники дельфинов и китов, норвежец-рыбак, садовник из Праги, мельбурнский профессор, специалист по мифам Океании… Где они? Там, на Наори, и я надеюсь, все они счастливы. Я охраняю их – незримо, осторожно, так, как я умею охранять. Я защитил их даже от прошлого.
Тот проклятый сарай… Я его сжег, не спрашивая согласия ваине.
* * *
Да, природа многолика, и женская не составляет исключения. Они такие разные… Сельма, Ивон и другие, которыхя знал, – Эва, Джин, Мария, Гульнара… Нечасто я вспоминаю о своих женщинах, заслоненных силуэтом Ольги, таящихся в ее тени. Но я им благодарен; они дарили мне свою любовь и нежность или хотя бы забвение. Я помню их лица и тела; я пробуждал их лаской и учился покоряться им, учился слушать и понимать их души – они ведь иные, чем мы, мужчины, отличаются от нас и обликом, и телом, и душой. Так всюду, на любой планете, где есть разнополые существа и где одним назначено трудиться, другим – вынашивать потомство. Две расы, два полюса магнита, две сферы чувств… Столкнувшись, они порождают любовь, особый вид любви и единения, и это великое счастье, доступное в Галактике не всем. То, что привычно на Земле, естественно на Уренире, в каких-то мирах представляется чудом, в каких-то – божьим благословением или невероятной щедростью природы. В самом деле, щедрый дар, и те, кто наделен им, для нас понятнее и ближе. Можно сказать, почти родичи…
Небо цвета весенней травы, шарик ослепительного солнца, фиолетовый, синий, пепельный лес, а между небом и равниной – белый корпус неторопливо плывущей по ветру сентары… Воздушный корабль с множеством кают и палуб, с залами для танцев и банкетов, с маленьким озером и садом, с надстройками в форме изящных башенок и колоннад, тенистых гротов и дворцов, увенчанных остроконечными шпилями. Не корабль, летающий остров… Наполовину живой, как утверждали рами, и я готов был с ними согласиться: все его стены и колонны, полы и потолки на ощупь были теплыми и нежными, словно нагретый на солнце шелк.
Рамессу-Кор, планета рами, – ближний мир, который находится в нашем звездном кластере, совсем неподалеку, на расстоянии двух с половиной светолет. Мы, уре-нирцы, охотно ее посещаем, а рами бывают у нас; они гостеприимны, цивилизованны, щедры и отличаются талантами в изобразительных и музыкальных искусствах. К тому же эталоны прекрасного у нас совпадают, ибо мы сходны обликом – у рами на пару ребер больше и сердце с правой стороны, но это не помеха для общения. В том числе и самого интимного… Их красота кажется нам экзотической, и, вероятно, они такого же мнения о нас. Если пользоваться земной терминологией, мы рядом с ними – великаны, темноволосые и темноглазые гиганты, они же – светлые хрупкие эльфы и феи. Контраст, притягательный для той и другой стороны… Вдобавок к этому – все удовольствия нового и непривычного мира: чарующие зрелища, великолепные пейзажи, странные города, одежды, пища и этот полет на сентаре, живом воздушном острове…
Мне говорили, что в глубокой древности Рамессу-Кор была таким же чудным миром. Возможно, еще удивительней: в те давние-давние эпохи здесь, рядом с рами, обитал другой народ, космические странники, пришедшие на их планету из глубины Вселенной. Негуманоиды, но очень мудрые миролюбивые существа, способные к симбиозу с любыми жизненными формами… Сейчас они – Старейшие, но в отличие от нас вся их раса удалилась в ноосферу, и произошло это пару миллионов лет тому назад. Будто бы была построена машина, огромный искусственный диск-планетоид в системе двух солнц с особым механизмом, который облегчал телесную трансформацию… Рами этому верят и утверждают, что часть их племени переселилась на этот диск вместе с теми мудрыми существами и, вероятно, обитает на планетоиде до сих пор. Забавная легенда! А может, и не легенда вовсе, а истина? Хотелось бы мне найти тот планетоид!..
Мечты и желания юноши…
Мне семнадцать, и я – Асенарри, сын Наратага, Рины и Асекатту; всего лишь юный Асенарри, не Аффа'ит, не Даниил Измайлов и не то существо, которым буду на Ра-хени и чье имя не могу произнести. Впервые я покинул Уренир, чтоб приобщиться к жизни соседей; это, как объяснили мои учителя, своеобразный тест на ксенофобию, к тому же полезный для расширения кругозора. Но ксенофобией я не страдал и, вспоминая усмешки наставников, не сомневался, что дело тут в другом. Наверное, в расширении кругозора…
Сейчас я расширял его с помощью Диссы. Дисса – малое имя, которым она разрешила себя называть; полное же звучало так: Дисса Уто Кинелла д'Чейни Заренос-и-Мару Разрешение было свидетельством нашей дружбы, возникшей пятью минутами ранее, когда Дисса, гуляя по кормовой галерее среди колонн, деревьев и крошечных прудов, вдруг набрела на меня и соизволила окинуть взглядом. Видимо, я ей понравился; привстав на цыпочки, она коснулась моего плеча и сообщила свое имя. Рост у нее, как у прочих рами, был невелик: макушка – на уровне моей груди, но в остальном она была очаровательной девушкой. Золотые волосы, синие глаза, белая, чуть порозовевшая на солнце кожа… Тип, необычный для Уренира, но в этот момент я не думал о таких вещах. Девушки в любом из гуманоидных миров были для меня загадкой; я смутно чувствовал, что они могут даровать мне радости, каких я не испытывал доселе. Если, конечно, захотят…
Дисса, кажется, хотела. Усевшись на высокий парапет – так, что наши лица были вровень, – она погладила маленькие нагие груди и улыбнулась, заметив мой смущенный взгляд. Из одежды на ней был широкий поясок, охватывавший бедра, на шее – ожерелье из серебристой проволоки с синими камнями, и маленький венец на голове, тоже сплетенный из серебра; два камешка свисали на цепочках у висков, покачиваясь в такт дыханию.