И все же – свет затмился… Возможно, это лишь образное выражение? Возможно, Аме Пал имел в виду другое? Лунный диск перекрывает солнце, и на Земле воцаряется тьма, но через какое-то время мрак отступает… Что остается в результате? В нынешнюю просвещенную эпоху лишь изумление перед величием природы, но в прошлом эмоции были сильнее – тоска, отчаяние и ужас… Они – тот отзвук временного мрака, что сохранялся в человеческих сердцах и в памяти десятков поколений… Но это – люди! Людям свойственно бояться! А там…
Я поднял вверх лицо, всматриваясь в почти незаметную дымку флера, в голубоватый блеклый небосвод. За ним лежало пространство покоя и вечного холода, неизмеримой тьмы и тишины – прошитый блестками звезд, пронизанный лучами гигантский мир квазаров, цефеид, туманностей, галактик… Чье сердце билось там, чья тосковала душа? Кто ощущал невыносимый смрад отчаяния и горя? Кто ужасался ненависти, струившейся сквозь крохотную щель с ничтожной маленькой планетки? И что он мог с ней сделать, с планетой или с этой щелью? Заткнуть ее, чтобы не тянуло смрадом?
Вселенский Дух! Кажется, я приближался к разгадке!
Солнце перевалило за полдень, и, по моим расчетам, два наших спутника должны были уже вернуться в лагерь. Макбрайт наверняка не в духе; мало приятного глотать сухую пыль, бродить бесцельно среди трещин да расселин и шарить под камнями. Ладно, я его успокою! Может быть, даже порадую и обнадежу… Эта история с Сиадом, с репликацией мозгов и биороботами… Пожалуй, Интерпол здесь лишний, и ни к чему суды и следствие. Сами разберемся! Как-никак, Макбрайт хотел со мной сотрудничать… Что ж, посотрудничаем – и начнем с того, что установим личность Джеффри Коэна Макбрайта.
Я поднялся, вдохновленный близостью к разгадке тайны. Редкое чувство умиротворения сошло ко мне; я сунул руку в карман, вытащил серый гранитный обломок, подобранный ночью, и решил, что изготовлю из него маленькую статуэтку Будды с лицом Аме Пала. Пусть хранится у меня, пока я живу на Земле, а когда уйду, оставлю ее своим потомкам… Отчего-то я не сомневался, что потомки будут – не такие, как Арсен Измайлов, виртуальный сын Даниила Измайлова, а самые настоящие.
Фэй тоже встала, и мы неторопливо зашагали прочь от трещины, все дальше и дальше от незримых струй, взлетавших в небеса и падавших с небес на землю. Ее рука была в моей руке, и мне казалось, что я сжимаю не тонкие девичьи пальцы, а лилию с длинными нежными лепестками. Я почти ощущал ее аромат – волнующий, чуть горьковатый, перебивавший запах камней и пыли. Ветер вздымал ее и кружил, заметая наши следы, и это были живые, а не застывшие вихри. Определенно в Анклаве что-то менялось!
– Небо почти ясное, – сказала Фэй, подняв голову и всматриваясь в небеса. – И я не ощущаю вуали… Чувствую те токи, о которых ты рассказывал, струйки, что пронизывают тело… Их чувствую, а вуаль – нет. Может быть, она уже исчезла? Насовсем?
– Она исчезает, – отозвался я. – Думаю, сегодня ночью мы увидим звезды – все, даже самые слабые. А завтра, глядишь, увидят нас – со спутника или с «Вифлеема».
– Увидят и пришлют экранолет?
– Нам с тобой он не нужен. Мы улетим отсюда сами. Хоть сейчас…
Мы обогнули утес, отгородивший лагерь – если такое название подходило для пункта, где были оставлены рюкзаки. Как я предполагал, Макбрайт с Сиадом уже вернулись; андроид сидел у наших мешков, Джеф взгромоздился на плоский камень, служивший нам столом. От Мак-брайта тянуло смесью раздражения и решимости, словно от змеи, которая ищет, куда бы ужалить.
Едва мы приблизились, он быстро сунул руку за спину и кивнул Сиаду Дурное предчувствие вдруг пронизало меня; почти инстинктивно я потянулся к ножу на поясе, однако Сиад был уже рядом, и его пальцы сомкнулись на моем запястье. «Словно железный обруч», – подумал я, не помышляя о сопротивлении: в руках Макбрайта появился арбалет, нацеленный на Фэй. Мы четверо застыли на секунду, будто никто не решался вымолвить первую фразу, грозившую нарушить равновесие; мы балансировали сейчас на тонкой грани между враждой и миром, перешагнуть которую было непросто. Даже для Джеффри Коэна Макбрайта – или лица, таившегося под этим именем.
Он откашлялся.
– Стойте, где стоите, Измайлов! А юная леди пусть отойдет в сторонку… вот так, достаточно. Теперь все могут сесть – после того как вы отдадите роботу мачете, гранаты и нож.
– Значит, ты все-таки робот? – сказал я, сунув Сиаду ножны с клинком. – Что ж, поздравляю! Твои полевые испытания прошли вполне успешно!
Черты Сиада дрогнули и застыли. Молча взяв оружие, он отодвинулся к Фэй, которая уселась на землю, где приказал Макбрайт, шагах в десяти от меня. Блестящий арбалетный болт все еще смотрел ей в сердце, но лицо моей возлюбленной было таким же невозмутимым, как лицо андроида.
– Хочу прояснить ситуацию, – хрипло произнес Макбрайт. – Не знаю, на что вы способны, Измайлов, – может, и с роботом справитесь, – но при первом движении я выпущу стрелу. При всех моих симпатиях к нашей юной леди.
Боится, понял я, а страх, как обычно, рождает насилие. Расчет, однако, верный – я не исчезну без Фэй и не схвачусь с Сиадом. А если бы и схватился! Еще вопрос, кто выйдет победителем…
Фэй скрестила руки на груди. Еолос ее был спокоен:
– Если вы меня убьете, мистер Макбрайт, кто выведет вас из Анклава?
– Мистер Измайлов, наш драгоценный босс. Хотите сказать, что не подозревали о его талантах? Ну, это наивно, моя дорогая! – Макбрайт почесал бровь и усмехнулся. – Что его память! Так, мелочи… Он у нас большой счастливчик и удачник! Вот, например, играет на бирже через подставных шестерок и, заметьте, с неизменным успехом… да и в любви ему везет… Не-ет, пока он здесь, со мной, я в безопасности, словно у господа на ладони!
– Ошибаетесь, Джеф, – сказал я, опускаясь на землю. – Если что-то случится с девушкой, ладонь господня сожмется в кулак. Очень быстро и очень болезненно!
– Верю, и потому с ней ничего не случится… ни с ней, ни с вами. Кстати, мои предложения о сотрудничестве остаются в силе. Я ведь не лгал вам тогда, три дня назад… я в самом деле восхищаюсь вами… А мое восхищение – это деньги и власть, Измайлов! Большие деньги и большая власть! Для вас и для меня, для тех, кому по силам ее бремя… Сильные правят, слабые трудятся, а несогласные гниют в земле… Ну, выбирайте!
Он словно уговаривал сам себя, стараясь избавиться от страха и неуверенности. Что ж, это было понятно: пока он не был Джеффри Коэном Макбрайтом, но, кажется, рассчитывал им стать.
Я кивнул, не спуская глаз с его пальцев на арбалетном крючке. Я знал, чего он хочет, – или, по крайней мере, догадывался.
– Да, вы сильный… А если найдется кто-то посильнее?
– Что ж, договоримся с ним, но на моих условиях. Только на моих! – Он хлопнул свободной рукой по ложу арбалета. – Готов согласиться, приятель, что вы – хороший парень, я – плохой, но мир устроен так, что у хороших парней патроны кончаются раньше, чем у плохих. Банальная мысль, но очень верная!