Гамаюн лишь изредка прилетала в Радогош, дабы доложить Триглаву о событиях на поле брани. Военные новшества, принятые на вооружение саксонцами и славянами, лишь ужесточили ход сражений. События развивались с переменным успехом. Однако Велегош и Старгард не сдавались саксонцам, оказывая ожесточённое сопротивление.
* * *
Утро в замке Хаммабург началось, как обычно. На рассвете пробудилась челядь и, перекусив вчерашними лепёшками, тотчас принялась за свои обязанности.
На кухне закипела работа. Когда же поварята понесли пищевые отходы на задний двор, то заметили беспокойство конюшего — пропал его любимец Фетсак.
Юные поварята уже намеревались уходить, когда со стороны хозяйственных ворот раздались крики. Они тотчас помчались туда и увидели, что вокруг окровавленных стражей уже собралась толпа любопытных, проникшая извне через распахнутые ворота.
Поварята вознесли молитву Логосу и со всех ног помчались в замок, дабы доложить обо всём управителю. Тот же в отсутствии магистра отвечал головой за поддержание порядка в замке.
Управитель, вооружившись на всякий случай арбалетом, помчался к месту происшествия. К своему вящему удивлению командира замковой стражи он не увидел. И потому сам приказал стражникам разогнать любопытную толпу, убрать трупы и выставить охрану подле ворот.
Случай, по мнению управителя, произошёл из ряда вон выходящий. Кто-то, по его мнению, тайно покинул замок. Может быть, грабитель?
Управитель тотчас поспешил обратно в замок и приказал собрать всю прислугу, чтобы учинить личный досмотр. Среди челяди он не увидел ни Зельмы, ни Вульфа. Мальчишка обычно с раннего утра начинал слоняться по замку, приставая ко всем с расспросами. Дурные предчувствия закрались в душу управителя.
Гретта, потирая руки от радости, вызвалась проверить комнату Зельмы. Там она застала беспорядок — бывшая наложница явно покидала её в спешке, собрав вещи.
— Зельмы нет в её комнате! — доложила она управителю. — И бастарда тоже не видно. Она явно сбежала!
Управитель схватился за голову.
— Убив двух стражей?! Не похоже на Зельму…
— Она — дикарка! И всегда ею была! — тотчас вставила Гретта.
Управитель решил немедля направиться к госпоже Эве с докладом.
…Лагерда провела тяжёлую беспокойную ночь — её преследовали кошмары. Она пробудилась с больной головой, под глазами залегли тёмные круги. Камеристка умылась, оделась, привела себя в порядок, когда колокола церкви возвестили приму — начало дня.
В обязанности Лагерды входило будить госпожу, одевать её и помогать совершать утренний туалет. Затем госпожа Эва завтракала в компании камеристки, если магистр пребывал в отлучке по делам ордена.
Лагерда приблизилась к покоям Эвы — горничная уже пробудилась и ждала распоряжений госпожи, сидя на мягкой скамейке.
— Ночь пошла спокойно? — спросила у неё камеристка.
— Да, Лагерда…
Тем временем Лагерда и горничная уже вошли в её покои. Эва мирно лежала в постели, не реагируя на присутствие камеристки.
Горничная тотчас принялась убирать пролитое намедни вино.
— Госпожа… — позвала Лагерда, приблизившись к ложу своей госпожи. — Утро в разгаре…
Однако Эва хранила молчание.
— Госпожа… — снова произнесла камеристка и дотронулась до её руки, лежавшей поверх покрывала. Рука была холодной…
Лагерда схватила госпожу за руку — Эва никоим образом не реагировала на её действия.
— Великий Логос! — взмолилась Лагерда и оглянулась на перепуганную горничную. — Чего стоишь? Помоги мне! Госпоже дурно!
Горничная приблизилась к постели. Бледность и неподвижность тела госпожи навели её на мысль:
— Госпожа Эва мертва… — едва слышно произнесла горничная.
Но Лагерда ничего не желала слушать. Она продолжала теребить Эву, пытаясь разбудить её от вечного сна. Наконец голова Эвы съехала с подушки, и камеристка заметила кровь.
Девушка издала чудовищный крик. В это время к покоям госпожи приближался управитель. Услышав крики, он решил, что госпоже грозит опасность. И, пожалев, что оставил арбалет в оружейной, со всех ног ринулся на помощь.
Перед его взором открылась страшная картина: горничная рыдала, утираясь накрахмаленным передником. Лагерда обнимала безмолвную бледную госпожу, пытаясь привести её в чувство.
— Нет! Нет! Этого не может быть! — навзрыд кричала камеристка. — Эва! Госпожа! Проснитесь!
Управитель приблизился к господскому ложу и сразу заметил окровавленную подушку.
— Помоги мне Логос… — взмолился он. — Что же я скажу магистру, когда он вернётся из похода?..
В это время в покои ворвался командир замковой стражи, от него резко разило вином. Видимо дурные вести застали его в таверне в объятии какой-нибудь шлюхи.
Быстро оценив обстановку, он схватил управителя за шиворот и вытащил прочь.
— Почему я узнаю обо всём последним? Мои люди убиты, лошадь испарилась! Швея, в прошлом наложница магистра, и её сын исчезли! — ревел он, а затем резко замолк и, подбирая слова, продолжил: — Госпожа Эва… мертва…
Управителя трясло мелкой дрожью.
— Я ничего не знаю… — с трудом вымолвил он.
Командир охраны ослабил хватку и отпустил управителя.
— Судя по всему, это убийство… И мотивы ясны, как божий день! — сообразил он. — И отвечать перед магистром придётся нам.
Командир охраны ринулся в стражницкую, намереваясь организовать погоню за беглянкой. Хотя понимал, что она уже далеко…
…Конный разъезд покинул Анвельтбург. Саксонские войска с боями продвинулись вглубь территории венедов, осадив Старгард. Новая саксонская колония, построенная когда-то на границе земель венедов и ордена, формально обозначенной пять лет назад после очередного похода ордена Золотого креста, раскинулась теперь в глубоком тылу боевых действий. Ей внималось в обязанность поставлять продовольствие к театру военных действий и принимать раненных.
Однако на захваченной саксонцами территории действовали небольшие разрозненные отряды венедов, возглавляемые отчаянными огнищанами [95] , потерявшими своё имущество и родных. Поэтому конные разъезды тщательно контролировали окрестности Анвельтбурга.
Пятеро саксонских всадников по обыкновению объезжали окрестности колонии.
— Слыхали под утро вой волков? — поинтересовался командир.
Всадники кивнули.
— Недалеко от города охотились… — подтвердил один из саксонцев. — Я от воя проснулся и долго не мог успокоиться — жутковато… А вдруг это венеды обращаются волками и жаждут нашей крови?