– Насчет интереса – это как посмотреть. Бенгт Бергман за прошедшие годы побывал здесь на допросах семь раз, в последний раз в прошлый понедельник.
– В прошлый понедельник? В какой связи?
– Некая Татьяна Ахатова обвинила его в изнасиловании. Она проститутка и… – Хуртиг запнулся. – Плевать на нее, меня насторожил не сам факт, а жестокость. И когда я сравнил с другими заявлениями, то обнаружил там то же самое.
– Избиение?
– Да. Девушек жестоко избивали, некоторых ремнем, и всех насиловали анально при помощи какого-то предмета, вероятно бутылки.
– Полагаю, осужден он ни разу не был, поскольку не значится в регистре.
– Именно. Доказательства оказались слишком слабыми, а большинство жертв были проститутками. Получалось слово против слова, и если я правильно прочел, то алиби ему во всех случаях составляла жена.
– Значит, ты считаешь, что нам стоит его допросить?
Хуртиг улыбнулся, и Жанетт поняла, что главное он приберег под конец.
– Два заявления касаются полового принуждения несовершеннолетних, девочки и мальчика. Брата и сестры, родом из Эритреи. Там тоже не обошлось без избиения…
Жанетт сразу схватила папку и принялась листать материалы.
– Черт, Хуртиг, я рада, что работаю с тобой. Сейчас посмотрим… вот оно!
Она достала небольшой документ и пробежала его глазами.
– Июнь 1999 года. Девочке было двенадцать, мальчику десять. Жестокое избиение, следы ударов плетью, половое принуждение, дети иностранного происхождения. Дело закрыто по причине того… Что тут написано? Показания детей сочли недостоверными, поскольку их свидетельства не совпадали. Здесь тоже алиби предоставила жена. Привязать его к нашим делам будет трудно. Нам нужно что-то еще.
Хуртиг уже об этом подумал.
– Можно попытаться, – сказал он. – В бумагах Бергмана я нашел имя его дочери. Мы, например, могли бы позвонить ей.
– Я что-то не понимаю? Чем, ты думаешь, она сможет нам помочь?
– Как знать, а вдруг она, в отличие от жены, не выразит готовности составить отцу алиби. Конечно, это всего лишь попытка, но подобное иногда срабатывает. Что скажешь?
– Ладно, но звонить будешь ты. – Жанетт протянула ему телефон. – Ее номер у тебя есть?
– Разумеется, – ответил Хуртиг, залихватским жестом открывая блокнот и набирая номер. – Мобильный номер, адреса, к сожалению, нет.
– Значит, ты знал, что я соглашусь? – засмеялась Жанетт.
Хуртиг молча улыбнулся ей, ожидая ответа.
– Да, здравствуйте… Мне нужна Виктория Бергман. Я правильно позвонил? – У Хуртига сделался удивленный вид. – Алло? – Он наморщил лоб. – Она положила трубку.
Они посмотрели друг на друга.
– Давай немного подождем, а потом попробую я. – Жанетт встала. – Может, разговаривать с женщиной ей понравится больше. Мне все равно необходима чашка кофе.
Они вышли в коридор и направились к кофейному автомату.
В тот момент, когда Жанетт вынимала из автомата горячую пластиковую чашку, к ним подбежал Шварц, за которым по пятам следовал Олунд.
– Вы слышали? – Шварц поправил кобуру.
– Слышали что? – Жанетт покачала головой.
– Об ограблении фургона с ценным грузом на Фольккунгагатан.
Жанетт показалось, что Шварц улыбнулся.
– Биллинг хочет, чтобы мы поехали туда и немного помогли. Там явно маловато народу.
– Да-да. Раз он так сказал, лучше отправляйтесь. – Жанетт пожала плечами.
Двое коллег, кивнув, умчались по коридору.
– Пиф и Паф, – улыбнулся Хуртиг. – Честно говоря, по-моему, Шварцу больше нравится ловить грабителей, чем сидеть тут и читать старые рапорты.
– А кому нет?
Десятью минутами позже Хуртиг еще раз набрал номер и передал трубку Жанетт, которая бросила взгляд на часы. “10:22, – записала она, – звонок ДОЧЕРИ БЕНГТА БЕРГМАНА”.
После трех сигналов в трубке послышался женский голос.
– Бергман. – Голос был низким, почти мужским.
– Виктория Бергман? Дочь Бенгта Бергмана?
– Да, все верно.
– Здравствуйте, меня зовут Жанетт Чильберг, я из стокгольмской полиции.
– Вот как, и чем я могу быть вам полезна?
– Ну… Ваш телефон дал мне адвокат вашего отца, который интересуется, не согласитесь ли вы выступить в предстоящем судебном заседании в качестве свидетеля и охарактеризовать моральный облик отца.
Хуртиг кивнул и одобрительно улыбнулся ее лжи.
– Ловко, – прошептал он.
– Вот как, и поэтому вы мне звоните, – немного помолчав, ответила женщина.
– Я понимаю, если вам это кажется неприятным, но мне сказали, что вы можете рассказать вещи, которые будут свидетельствовать в его пользу. Вам ведь известно, в чем он обвиняется?
– Ты с ума сошла! – покачал головой Хуртиг.
Жанетт отмахнулась от него и услышала, как женщина вздохнула.
– Нет, сожалею, но я уже более десяти лет ни с ним, ни с матерью не общаюсь, и, откровенно говоря, меня удивляет, что он думает, будто я вообще захочу иметь с ним дело.
Ответ женщины заставил Жанетт задуматься, не прав ли был Хуртиг.
– Надо же, это не вполне соответствует тому, что я слышала, – продолжила она лгать.
– Да, ничего не поделаешь. Зато, если это вас интересует, я могу с полной уверенностью утверждать, что он виновен. Особенно если речь идет о том, что болтается у него между ног. То, что там висит, он навязывал мне с тех пор, как мне было три или четыре года.
Прямота в ответе женщины лишила Жанетт дара речи, и ей пришлось откашляться.
– Если то, что вы говорите, правда, то меня интересует, почему вы на него никогда не заявляли.
“Черт возьми, это еще что такое?” – подумала она, а Хуртиг с торжествующей улыбкой поднял вверх большой палец.
– Я сохраню это при себе. Вы не имеете никакого права звонить сюда и спрашивать о нем. Он для меня умер.
– Да, понимаю. Я вас больше не побеспокою. Раздался щелчок, и Жанетт положила трубку.
Что это такое?
Чего бы она ни ожидала, звоня дочери Бенгта Бергмана, она оказалась совершенно не готова к тому, что услышала.
Хуртиг сидел молча и ждал, пока она что-нибудь скажет.
– Мы вызовем его, – в конце концов проговорила она.
– Иес! – Хуртиг встал. – Хочешь допросить его сама? Или предоставишь мне?
– Я возьму его на себя, но если хочешь, можешь присутствовать.
Когда Хуртиг закрыл за собой дверь, зазвонил телефон, и Жанетт увидела, что это ее начальник.