– Да, пожалуйста.
София пошла в приемную, и оттуда послышалось жужжание кофейной машины.
Жанетт думала о том, какая странная сложилась ситуация.
Две совершенно нормальные, умные взрослые женщины сидят и обсуждают убийство агрессивного, неадекватного молодого человека.
Они не имеют абсолютно ничего общего с миром этого мальчика и тем не менее сидят тут.
Что же от них ожидается? Что они отыщут несуществующую правду? Поймут что-то, не поддающееся пониманию?
София вернулась с двумя дымящимися чашками черного кофе и поставила их на стол.
– Я сожалею, что мало чем могу помочь, но если вы дадите мне несколько дней, чтобы полистать мои бумаги, мы могли бы, возможно, снова встретиться?
Удивительная женщина, подумала Жанетт. Казалось, будто она способна читать ее мысли. Это восхищало и – хотя Жанетт толком не могла понять почему – пугало.
– У вас есть желание? Я была бы страшно признательна. – Она улыбнулась, чувствуя, что все больше и больше проникается к Софии доверием. – Если не возражаете, мы могли бы соединить приятное с полезным и вместе поужинать.
Жанетт с удивлением слушала собственный голос. Откуда она взяла ужин? Такая открытость ей совсем не свойственна. Она ведь не приглашала домой даже девчонок из футбольной команды, хоть и знала их очень давно.
Вместо отказа София наклонилась вперед и посмотрела ей в глаза.
– Мне кажется, это замечательная идея. Я давным-давно не ужинала ни с кем, кроме самой себя. – Перед тем как продолжить, София сделала паузу, по-прежнему не спуская глаз с Жанетт. – Вообще-то я сейчас ремонтирую кухню, но если вас удовлетворит покупная еда, то я с удовольствием пригласила бы вас к себе.
Жанетт кивнула.
– Тогда, может, договоримся на пятницу?
Проводив Жанетт Чильберг до лифта, София вернулась к себе в кабинет. Она пребывала в приподнятом настроении, чувствуя себя почти счастливой, и думала о том, что взяла и пригласила Жанетт домой на ужин. Так ли это на самом деле умно?
Ведь если она почувствовала что-то к Жанетт, это еще не означает, что ее чувства нашли отклик. Как бы то ни было, им теперь предстоит встретиться в домашней обстановке, и что из этого может получиться, покажет время.
Она достала кассеты с Викторией Бергман, сунула одну из них в магнитофон и нажала на пуск. Услышав голос Виктории, она взяла блокнот, положила его на колени, откинулась на спинку и закрыла глаза.
…конечно, она всегда знала, трусливая корова, хотя притворялась, будто нет ничего странного в том, что она просыпается в одиночестве и находит его у меня, а на полу валяются его трусы с желтыми вонючими пятнами.
София пыталась отделаться от навязчивых картин, которые нес с собой голос Виктории. Я должна быть профессионалом, думала она, нельзя принимать все близко к сердцу. Но тем не менее в сознании возникал образ отца, который крадется в комнату дочери.
Ложится рядом с ней.
София представила себе запах плоти, ей стало трудно дышать, ее начало подташнивать.
Повсюду тошнотворное, такое, от чего не отмоешься.
…а ругаться-то я не могла, поскольку тогда получала подзатыльник и начинала плакать под радиопрограмму “Концерт по заявкам”. Огурец на печеночном паштете был достаточно соленым и без моих слез, поэтому я предпочитала молчать, подпевать и отвечать на вопросы. Здорово, что мы сюда приехали, да, я хочу навестить кузину, которая живет в Эстерсунде, Боргхольме или где угодно. Отец говорил, что существует так много дураков, хватило бы и половины, и я всегда соглашалась. Я продолжала напевать, сидя с покрывшимся пенкой какао, а его рука снова оказывалась там, как только мать отворачивалась…
София чувствовала, что больше не в силах слушать, но что-то не давало ей выключить магнитофон.
…и можно было бежать еще дальше и быстрее, но этого всегда оказывалось недостаточно для получения приза, который могли бы поставить на книжную полку рядом с фотографией мальчика, не захотевшего плыть после того, как посмотрел на вид…
Голос делался интенсивнее, выше, но сохранял прежнюю монотонность.
Диапазон и тембр менялись.
Вначале бас.
…а хотел только обниматься, но он уже нашел себе новую, которая могла сопровождать в отпуск…
Затем альт.
…и возиться с ним, раз ее возьмут с собой аж в Падьеланту… [60]
Меццо-сопрано, сопрано, тоньше и тоньше.
…и бродить по двадцать километров в день, и нюхать золотой корень – единственное, что казалось интересным, поскольку под ним было нечто не противное…
По-прежнему не открывая глаз, она пошарила по столу, нащупала магнитофон и спихнула его на пол. Тишина.
София открыла глаза и посмотрела в блокнот.
Три слова.
ПАДЬЕЛАНТА, ЗОЛОТОЙ КОРЕНЬ.
О чем же Виктория рассказывала?
О чувстве бесправия, когда тебя без всякого предупреждения выдергивают из привычной жизни?
О поисках защиты в неприкосновенности, когда ты недостижима?
София ощущала полную растерянность. Ей хотелось понять, но казалось, будто Виктория полностью растворяется. Куда бы Виктория ни посмотрела, она оказывалась лицом к лицу с самой собой, а пытаясь найти себя, она находила лишь незнакомого человека.
София закрыла блокнот и приготовилась идти домой. Посмотрела на часы – без двадцати десять, значит, она проспала почти пять часов.
Тогда понятно, почему у нее разболелась голова.
После встречи с Софией Цеттерлунд Жанетт было трудно сосредоточиться на работе. Встреча взволновала ее, но чем именно, она объяснить не могла. Ей хотелось снова увидеться с Софией. Да, она просто с нетерпением ждала пятницы.
Сворачивая с Нюнесвэген, она чуть не столкнулась с выехавшей слева маленькой красной спортивной машиной, которая, в соответствии с правилом помехи справа, обязана была ее пропустить. Сердито нажав на гудок, Жанетт увидела, что это Александра Ковальска.
Проклятая дура, подумала она, но радостно помахала рукой. Александра помахала в ответ и, извиняясь, покачала головой.
Припарковав машину у дома и войдя в дверь, она обнаружила, что Оке жарит на кухне фрикадельки и прямо светится от радости.
Жанетт села за накрытый стол.
– Представляешь? – сразу же начал он. – Заезжала Алекс и рассказала, что выставка в Копенгагене развешана и я уже продал две картины. Вот, смотри! – Он вытащил из кармана какую-то бумагу и бросил на стол. Жанетт увидела, что это чек на восемь тысяч шведских крон.