Да, родные люди умеют делать больно, знают, в какое место бить, чтобы наверняка. Но как теперь мне-то быть? Что делать дальше? Бабушка словно подслушала, или у меня на лице все отразилось.
— А ничего не поделаешь, Варя. Светик тебя не бросит, не оставит. Но и сыну тоже помогать будет. Макар очень хороший мальчик.
— Ты даже имя знаешь?
— Я и его самого хорошо знаю. Святослав водил меня на концерт, в котором Макарушка участвовал. Мы после чай вместе пили.
Определенно бабушка настроилась свести меня с ума… И так спокойно, буднично рассказывает о том, что мой муж приводит внебрачного сына к ней, в тот дом, где я выросла… Я осиротела во второй раз после смерти папы. От бабушки не ждала такого предательства. Стало так тошно, что хоть плачь. Но я не сделала этого. Больше она не увидит, как я плачу.
К моему удивлению, бабушка даже не поднялась из-за стола, когда я выбежала в коридор и стала лихорадочно хватать с вешалки шарф и куртку. Ладно, хорошо… но ноги моей больше в этом доме не будет! Дверь я закрыла аккуратно, не хлопнула со всей силы, хотя соблазн был. Нет. Прошлое осталось там, за этой обитой вишневым деревом дверью, и незачем его тревожить резкими звуками.
— Ты занят?
— Варя? Что случилось? С тобой все в порядке?
— Ты не ответил.
— Нет, если ты скажешь, где находишься, я приеду.
— Я на лавке сижу, на Патриарших прудах. — Я назвала номер дома и попросила: — Только, пожалуйста, поторопись, ладно?
Я знала, что он приедет, примчится — как ему не примчаться, если я позвонила? Мне нужно что-то, чтобы отвлечь себя от произошедшего, что-то по-настоящему сильное, то, что может свести с ума и заставить забыть, вычеркнуть из памяти этот день.
Мельников вышел из машины и бросился ко мне прямо через грязные комья подтаявшего снега и маленькие голые кустики, торчавшие из-под них:
— Варя! С тобой все в порядке? Что случилось?
— Ты повторяешься, — улыбнулась я, смахивая внезапно выкатившуюся слезинку.
— А ты так и не ответила, — он сел рядом и притянул меня к себе, — ох и напугала!
— Ты беспокоился?
— Конечно!
Руки Мельникова крепко прижали меня к холодной коже пижонской куртки, и я вдруг поняла, что не хочу выбираться из этих объятий, потому что мне в них хорошо и спокойно.
— Поедем куда-нибудь, — попросила я хриплым голосом.
— Если не будешь задавать лишних вопросов, то поедем, — улыбнулся Мельников и помог мне подняться со скамейки.
Я вообще не собиралась задавать вопросов — ни лишних, ни по существу. Мне хотелось молчать и подчиняться, следовать за ним и вообще ни о чем не думать. Наверное, в таком состоянии меня можно было склонить к чему угодно, но я страшно боялась, что оно исчезнет, это состояние, и на смену ему вернутся мой всегдашний прагматизм и осторожность. И это испортит все. Я не хочу ни о чем думать, мне нужно оказаться в вакууме, где не будет никаких мыслей. Муж и бабушка предали меня, и я не могу об этом думать, иначе сойду с ума от боли.
Кирилл привез меня в небольшой отельчик совсем недалеко от моего собственного дома, быстро снял номер с окнами на набережную, и мы остались вдвоем возле большой кровати. Совершенно без намеков…
— Кира, задерни шторы, — попросила я и потянулась к замку куртки, но он взял мою руку и сжал:
— Нет. Стой и не шевелись, я сам.
Темно-вишневые шторы на окне давали приличное затемнение, да и на улице уже смеркалось. Кирилл сбросил куртку, остался в бежевом свитере и черных джинсах и шагнул ко мне:
— Надеюсь, ты не исчезнешь?
— Ты же запер дверь.
— Не помню, чтобы тебя это останавливало, — пробормотал он, целуя меня в шею, — но сегодня я тебя не отпущу.
— Я никуда не уйду, Кира. Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь.
— Скажи, что я не ослышался, — попросил Кирилл, не отрываясь от меня и пытаясь справиться с замком моей куртки.
— Ты не ослышался. Я могу остаться здесь так надолго, как ты скажешь.
— У тебя завтра нет дел?
— Это неважно. Не хочу ни о чем… и не спрашивай больше, ладно? Ничего нет вокруг, только мы…
— Ты сошла с ума, Варька!
Властный и одновременно нежный, Мельников всегда был моим идеалом в постели, никого лучше я не знала. Это было как раз то, чего не хватало мне все время, то, в чем я отчаянно нуждалась.
— Тебе было хорошо? — вдруг спросил он, откатываясь на бок, и этим едва не испортил все.
Мне кажется, что если я еще хоть раз услышу от мужчины в постели фразу: «Тебе было хорошо со мной?» — то просто разорвусь от злости или разорву автора цитаты. Откуда в них, особенно таких внешне уверенных и самодовольных, эта ужасная, отвратительная закомплексованность? Почему они всякий раз ищут подтверждения своей сексуальной состоятельности? Как же это противно…
Но чуткий Мельников мгновенно понял, что сморозил лишнее, а потому навалился сверху и зашипел в ухо:
— Не вздумай вставать. Я знаю, что у тебя не было никого лучше.
— Да-а-а…
Я открыла глаза, когда в комнате совсем стемнело. Рядом крепко спал Кирилл, по-хозяйски обняв меня за талию. Я аккуратно повернулась на бок, так, чтобы видеть его лицо, и почувствовала себя счастливой. Вот он, мой единственный любимый мужчина. Первый и последний. Он — мое начало, и он же — мой конец. Все в жизни началось с него и им же закончилось. Мы прошли по кругу и вернулись туда, откуда начали. Он снова со мной. И я не кривила душой, говоря, что останусь с ним на все то время, что он готов мне отдать. Я не поеду домой ни сегодня, ни завтра и вообще не знаю, когда поеду. Не могу видеть Светика, не хочу слушать ни его ложь, ни его оправдания, потому что бабушка наверняка уже позвонила ему и передала наш разговор. Я просто не хочу касаться этой темы. И лучше побуду здесь, с Кириллом. Надо только позвонить Димочке и попросить прикрыть мое отсутствие в офисе. Но вроде как на этой неделе никаких судов не назначено. А мне нужен отпуск.
Осторожно, стараясь не разбудить спящего Мельникова, я выбралась из-под его руки, взяла из кармана валявшейся на полу куртки телефон и ушла в ванную. Там закуталась в белый гостиничный халат и, сев на край ванны, позвонила Димочке. Не вдаваясь в подробности, я сообщила своему помощнику, что в ближайшие дни меня беспокоить не стоит, разве что только в случае совсем уж форс-мажорном, коих наверняка не предвидится. Димочка, судя по тону, не был особенно обрадован, но произнесенная вскользь фраза о новогодней премии заставила его сменить недовольство на благосклонность:
— Конечно, Варвара Валерьевна, вы отдохните, а то столько навалилось. Если что, я вас найду.
Мы попрощались, и я со спокойной совестью отключила телефон — он мне не пригодится, сегодня так уж точно.