Гнев Кит заставил Лену прийти в себя. Она сбросила шаль, встала и посмотрела дочери в глаза:
— Я не участвовала в этом заговоре. Я сообщила твоему отцу, что ухожу от него. Позволила ему самому решать, что сказать соседям и друзьям. Это самое меньшее, что я могла для него сделать. Позволить ему сохранить достоинство… Я ничего не требовала, — сделав глубокий вдох, продолжила она. — Я была не в том положении. Просто сказала, что надеюсь увидеть вас через несколько лет.
— Неправда, ты не сообщила папе, что уходишь. Ты ничего ему не сказала. Мне все равно, как ты лгала себе, но не лги мне. Я слышала, как он по ночам плакал у себя в спальне. Я сама ходила с ним к озеру, пока тебя искали. Я была там, когда тело нашли. Он обрадовался и сказал, что теперь ты будешь с миром покоиться в земле. Не говори мне, что папа знает об этом… спектакле. Я все равно не поверю.
Они стояли в метре друг от друга; лица обеих пылали от гнева.
— Если он сумел одурачить даже тебя, значит, он лучший актер, чем я думала, — с горечью ответила Лена. — Я никогда не прощу себя за горе, которое причинила вам с Эмметом, но на нем тоже лежит доля вины. Он все знал. Я оставила ему письмо.
— Что?
— Я оставила ему длинное письмо, в котором все объяснила. И не просила ничего. Даже понимания.
Кит пошатнулась:
— Письмо… О боже! — Она схватилась за горло. Ее лицо побелело.
До сегодняшнего дня Кит Макмагон не знала, что такое обмороки, но сейчас опять была близка к нему. Усилием воли она справилась с головокружением и тошнотой.
— Я понимаю, ты мне не веришь, — заволновалась Лена.
— Верю, — сдавленным голосом сказала Кит.
— Ты знала о нем?
— Я нашла его… и бросила в огонь.
— Что?
— Я сожгла его.
— Сожгла? Письмо, адресованное другому человеку? О господи, зачем ты это сделала?
— Хотела, чтобы тебя похоронили на церковном кладбище, — ответила Кит. — Если бы узнали, что ты покончила с собой, этого бы не случилось.
— Но я не собиралась покончить с собой. О боже, зачем ты вмешалась?
— Я думала, что ты…
— С чего ты взяла? У тебя не было на это никакого права! Не могу поверить… Это невозможно!
— Там была перевернувшаяся лодка… Все искали тебя. И сержант О’Коннор тоже…
— О господи, если бы ты отдала это письмо отцу…
— Но ты была такая странная в те дни… такая чужая… Разве ты не помнишь? Вот мы и подумали…
— Не говори за всех. Это пришло в голову только тебе!
— Нет. Оказалось, что так думали многие.
— Откуда ты знаешь?
— По городу поползли слухи…
— А как же расследование? Твой отец договорился с Питером Келли, чтобы тот принял чужие останки за мои?
— Они решили, что это ты. Все так подумали.
— Но кто это был? Чье тело лежит в моей могиле?
Кит посмотрела на нее с изумлением:
— Не знаю. Наверное, того, кто утонул когда-то.
Но Лена отмахнулась:
— Чушь! Он пошел бы на все, лишь бы скрыть, что я ушла от него.
— Отец не знает, что ты бросила его, — очень спокойно ответила Кит. — Благодаря мне. Он уверен, что произошла трагедия.
Лена была в ужасе. Значит, долгие годы Мартин думал, что она утопилась в озере, в нескольких шагах от их порога. Как такое могло случиться?
— Но даже если он знал… Если подозревал, что я собираюсь уйти от него, зачем мне лишать себя жизни?
— Нет, он вовсе не думает, что ты лишила себя жизни. Он считает, что это был несчастный случай. Он всегда говорил об этом нам с Эмметом.
Лена взяла пачку сигарет и машинально протянула ее дочери, но Кит покачала головой. Теперь в комнате было так тихо, что треск спички о коробок прозвучал словно щелчок кнута.
Прошла целая вечность, прежде чем Кит сказала:
— Прости, что я сожгла письмо. Тогда мне казалось, что по-другому поступить нельзя.
Собравшись с духом, мать ответила:
— Ты не знаешь, как я жалею, что была вынуждена бросить вас, но тогда… тогда… — Она опустилась на стул, однако Кит продолжала стоять.
— Ты могла приехать к нам, сообщить, что жива, что произошла ошибка. — Лена молчала. — Я ведь могла не сжечь письмо. Во всяком случае, тогда я сама не понимала, что делаю. Но ты не хотела этого, правда? Ты позволила нам думать… думать, что…
— Я была в ловушке, — ответила Лена. — Я обещала твоему отцу…
— Ты сама подстроила эту ловушку, — сказала Кит. — Не говори о том, что ты обещала папе. Когда ты выходила за него замуж, то поклялась его любить, почитать и слушаться. Но это тебя не остановило.
— Кит, сядь, пожалуйста.
— Не сяду! Я не хочу здесь сидеть.
— Ты очень бледная… у тебя больной вид.
— У нас дома говорят «хворый». Ты даже наши слова забыла.
— Сядь, Кит. У нас не так много времени… может быть, это наш последний шанс.
— Я не нуждаюсь в светских беседах.
— Я тоже.
И все же Кит последовала совету: ее не держали ноги.
— Как по-твоему, что в этой истории хуже всего? — наконец спросила Лена.
— Горе, которое ты причинила папе.
Наступило молчание, а потом Лена очень мягко сказала:
— Точнее, то горе, которое ему причинила ты.
— Так нечестно. Я в этом не виновата.
— Я и не виню тебя. Просто хочу спросить… спросить, что нам теперь делать…
— Откуда я знаю? Я не видела тебя с двенадцати лет. Не знаю, какая ты. Ничего о тебе не знаю. — Казалось, Кит мечтала оказаться от нее как можно дальше.
Лена боялась открыть рот. Каждое ее слово только отталкивало девочку. Поэтому она сидела и ждала. Когда молчание стало невыносимым, она сказала:
— Ты знаешь обо мне… мы писали друг другу много лет…
Взгляд Кит остался холодным.
— Неправда. Это ты знаешь обо мне все. Даже то, чего не знает больше никто на свете. Я рассказывала об этом, потому что верила тебе. А про тебя я не знаю ничего. Ничего, кроме лжи.
— Я писала правду! — воскликнула Лена. — Все время писала, что мать любила тебя и гордилась тобой… Разве не так?
— Не так Ты не писала, что мать бросила нас… сбежала…
Глаза Лены вспыхнули.
— А ты не писала, что сожгла письмо, которое все объясняло!
— Я сделала это, потому что хотела сберечь ее репутацию.