Так Антон делал рекламу своему ресторану — он угощал репортеров и фотографов бесплатной выпивкой, а они щелкали его в окружении красивых девиц. Таким образом создавалось впечатление, что ему доступны самые красивые женщины города.
Но ведь он не бросал ее, продолжая с ней общаться, успокаивала себя Лиза. Каждый день он отправлял ей сообщения по телефону. Он писал, что голова идет кругом от всяких забот, что он очень занят. Вчера вечером в ресторане играла рок-группа. А скоро состоится свадьба, благотворительный аукцион, а на неделю они вводят новое меню с бретонскими блюдами — и ни слова о Лизе или ее дизайне и планах.
Однажды, когда она почти приняла тот факт, что он ее все же бросил, он написал об одном классном ресторане в Гон-флере, где креветок и улиток готовят так, что можно умереть. Они должны наведаться туда как-нибудь на выходных и отвлечься от суеты. Без определенной даты — «как-нибудь». В конце концов Лиза начала подумывать, что «как-нибудь» скорее всего означает «никогда». Но он сказал, что в следующем месяце в Париже состоится выставка ресторанного бизнеса, куда они должны отправиться за идеями. Как раз можно использовать эту поездку, чтобы побывать в Гонфлере. Можно даже потом ввести нормандское меню в ресторане на целый месяц. Жизнь так бурлит.
Лиза не могла заниматься другими делами. Она постоянно совершенствовала наброски, которые приготовила для Антона. Это было ее видение — идеи, которые они ни разу не обсуждали.
В колледже ей все давалось легко. В отличие от Ноэля. Этот человек был одержим. Он сказал, что ему хватит четырех с половиной часов сна. Надо привыкать, потому что с рождением ребенка спать придется еще меньше. Он был абсолютно спокоен и принимал ситуацию как должное.
— Ты любил ее, эту Стеллу? — спросила Лиза.
— Думаю, любовь — это слишком сильное слово. Она мне очень нравится, — ответил он, пытаясь быть откровенным.
— Наверное, она тебя любила, если решилась оставить ребенка на тебя, — сказала Лиза.
— Нет. Не думаю. Она просто доверяет мне, вот и все.
— Это много значит, когда кому-то доверяешь, — сказала Лиза.
— А ты доверяешь этому Антону, о котором так много говоришь?
— Не совсем, — ответила Лиза с таким выражением на лице, что Ноэль сразу понял — эту тему лучше не развивать.
Ноэль пожал плечами. Ему надо было отправляться в больницу. Скоро Стелле сделают кесарево сечение, от которого она, вероятно, умрет.
Через три дня Деклан Кэрролл стоял в родильном зале рядом со стонущей и кричащей женой и держал ее за руку.
— Хорошая девочка. Молодец. Еще три раза… Три разочка…
— Откуда ты знаешь, что три? — еле выдохнула из себя Фиона. Ее лицо было красным от потуг, а мокрые волосы беспорядочно облепили лоб.
— Доверься мне. Я ведь врач, — сказал Деклан.
— Но ты же не женщина, — сказал Фиона, сцепив зубы и готовясь к очередной потуге.
Он оказался прав — она поднатужилась трижды, и на свет появилась голова ребенка. Новорожденный мальчик ознаменовал свое появление криком радости и облегчения.
— Вот наш малыш, — сказал Деклан, передавая ребенка матери. Он сфотографировал жену с малышом, после чего медсестра сняла всю троицу вместе — родителей и ребенка.
— Он будет нас ненавидеть за это, — сказал Фиона.
Новорожденный, Джон Патрик Кэрролл, как бы в подтверждение громко закричал с новой силой.
— Сначала — да, но потом ему будет нравиться, — ответил Деклан, который уже давно привык к тому, что его мать в своей прачечной хвасталась перед посетителями его детскими фотографиями.
Деклан вышел из родильного зала и направился в отделение онкологии. Он знал время, на которое запланирована операция Стеллы, и хотел поддержать девушку. Стеллу как раз укладывали на каталку.
— Деклан! — обрадованно воскликнула она.
— Пришел пожелать тебе всего наилучшего, — сказал он.
— Вы ведь знаете Ноэля. А это его двоюродная сестра — Эмили.
Стелла находилась в хорошем расположении духа, будто не собиралась умирать, а готовилась к вечеринке.
Деклан был знаком с Эмили, она регулярно приходила в клинику, чтобы помочь медперсоналу. Она регистрировала пациентов, готовила кофе, убирала. Сложно перечислить весь спектр работ, которые она выполняла. Все просто знали, что без нее больница не справится. Она также помогала его матери в прачечной время от времени. Она не гнушалась работы, хотя имела степень магистра по истории искусств.
Все эти мысли пронеслись у Деклана в голове, пока Стеллу готовили к отправке в операционную.
Лучше думать о жизни, чем о Стелле, которая скоро покинет этот бренный мир.
— А что с вашим ребенком? — спросила Стелла.
Деклан решил не говорить ей, как они радуются с женой по поводу рождения сына. Это только усугубит страдания женщины, которая никогда не сможет увидеть собственного малыша.
— Пока ничего, — солгал он.
— Помните, они должны стать друзьями, — сказала Стелла.
— Обещаю, — ответил Деклан.
В этот момент вошла медсестра. Она улыбнулась, увидев Деклана.
— Поздравляю, доктор. Я слышала, у вас родился замечательный сынишка!
Он почувствовал себя словно под лучами тысяч прожекторов. Он не мог отказаться от новости о рождении сына и не мог изобразить удивление, так как сестра может знать о том, что он присутствовал при родах.
Ему пришлось признаться.
— Извините, Стелла. Я не хотел расстраивать вас.
— Ну что вы. Меня уже ничто не расстроит. Так у вас мальчик — как славно! — сказала она.
— Мы не знали до последнего момента, кто родится.
— Он красивый?
— Да.
Стеллу повезли в операционную. Ноэль, Эмили и Деклан смотрели ей вслед.
Франсес Стелла Диксон Линч появилась на свет путем кесарева сечения 9 октября в семь часов вечера. Она была крохотной, но красивой. По десять крошечных красивых пальчиков на руках и ногах, с копной волос на маленькой красивой голове. Только появившись на свет, она нахмурилась и сморщила крохотный носик, прежде чем закричать.
Ее мать умерла через двадцать минут после операции.
Малахия был первым человеком, которому позвонил Ноэль:
— Я не смогу пережить эту ночь без выпивки, — сказал он ему.
Малахия выпалил в ответ, что сейчас же приедет в больницу и приказал Ноэлю дожидаться его там.
Женщины в палате Стеллы проявили сочувствие, заварили Ноэлю чаю и угостили печеньем, которое по вкусу напоминало опилки.
На тумбочке Стеллы лежала пачка бумаг, завернутых в бандаж, с подписью «Ноэлю».