Он усмехнулся:
— Людям при нем уютнее.
— И когда ты о нем говоришь в третьем лице, а он в этот момент — ты, тоже как-то странно.
Он улыбнулся шире и протянул голосом Теда:
— Ну, юная леди, ты-то знаешь, что Тед не настоящий. Просто имя, которое я себе взял.
— Он — твоя легальная ипостась. Я думала, это твое имя от рождения.
Улыбка чуть потускнела, и мне не нужно было смотреть ему в глаза — я знала, что они холодны и пусты.
— Хочешь спросить — спроси.
— Я когда-то спрашивала, ты не отвечал.
— Тогда — это тогда, а теперь — это теперь.
Очень спокойный был голос, очень Эдуардовский.
Я попыталась прочесть мысли на его лице.
— Ладно. Итак: Тед, точнее, Теодор Форрестер — это твое имя от рождения?
Он сдвинул шляпу так, чтобы посмотреть мне в глаза, и ответил:
— Да.
Я заморгала.
— И вот так вот просто ты мне наконец ответил «да»?
Он слегка пожал плечами, улыбнулся уголком рта.
— Это потому что я плакала?
— Может быть.
Значит, я наконец получила подтверждение: Эдуард родился как Теодор Форрестер. В каком-то смысле Тед — истинная личность, а Эдуард — его тайная суть.
— Спасибо. — И это было все, что я могла на это сказать.
— За то, что ответил наконец?
Я кивнула и улыбнулась:
— И что тебе было не наплевать, что я плачу.
— Чего хотел Рейборн?
Я ему рассказала и закончила словами:
— Понятно, что причина плакать дурацкая. Казалось бы, я привыкла, что меня монстром называют.
— Месяц всего прошел после самой тяжелой ликвидации за всю твою жизнь, Анита. Дай себе передохнуть.
Эдуард на той ликвидации со мной не был, потому что это не была легальная охота на монстра. Тогда Хэвен, наш местный Рекс, озверел и решил стрелять в Натэниела, моего любимого, леопарда моего зова, одного из самых любимых мужчин моей жизни. Стрелял на поражение, но Ноэль, один из самых слабых наших львов, встал между Натэниелом и пулей. Он пожертвовал жизнью, спасая его, а я с Ноэлем была едва знакома. Хэвена обуревала ревность, он хотел сделать мне как можно больнее, и тот факт, что он как самую сильную для меня боль выбрал смерть Натэниела, я до сих пор как следует не обдумала. И без того мне было достаточно больно, потому что Хэвен был одним из моих любовников. Мне никогда не приходилось убивать никого, кого я прежде любила. И не слишком приятное ощущение. Мерзкое, честно говоря.
— Имеешь в виду, что у меня все еще саднит рана от убийства Хэвена?
— Да.
— Тебе когда-нибудь приходилось убивать любовницу?
— Да.
— Правда?
Я посмотрела на него.
— Правда. Спроси теперь, любил ли я ее.
— Ладно. Ты ее любил?
— Нет.
— А я любила Хэвена, поэтому больнее.
— Наверное, — ответил он.
Мы снова замолчали, теперь уже вместе. Нам с Эдуардом разговаривать не надо — мы можем, но это нам не надо.
— Мы как-то не так охотимся за этими убийцами. Даже если бы мы не знали, кто убивает и примерно почему, все равно как-то задом наперед все делаем.
— Надо соединить ордера на ликвидацию по первым трем событиям и сделать единую охоту, — согласился он.
— Да.
— Но первые три ордера — в руках маршалов, которых учили в школе по книгам. Они копы, но никто не работал по насильственным преступлениям. Не понимаю, почему набрали этих деток.
— Все мы когда-то были детками, Эдуард. А ордера эти нам надо перевести на себя до того, как кто-нибудь из них погибнет. Рейборн сказал, что ты, я, Джеффрис и Конь-В-Яблоках — команда уборщиков. Мы выполняем ордер после того, как кто-то из других маршалов попадает в больницу или в морг.
— Таков закон, Анита. Ордер принадлежит маршалу до тех пор, пока он не окажется в неспособности его выполнить в связи со смертью или ранением, либо же пока не передадут его другому маршалу по тем или иным причинам.
— Так сделаем так, чтобы передали нам.
— Каким образом?
— Можно просто попросить, — предложила я.
— Двух маршалов я просил. Оба отказались.
— Ты просил мужчин.
— Да.
— Ну, а я попрошу женщину.
— Пощебечешь по-девичьи?
Я посмотрела на него хмуро:
— Щебетать по-девичьи я не умею, но попробую ее уговорить переписать ордер на меня. Если подпишется хотя бы одна, можем открывать охоту на монстров. И оборвать цепочку преступлений, не раскрыв их, а убив преступников.
— Идея мне нравится.
— Ты знаешь, и я знаю, что мы с тобой — законные убийцы, но не копы. Иногда мы раскрываем преступления и ловим преступников, но обычно кончается тем, что мы убиваем.
— Ты так говоришь, будто тебе это неприятно, — сказал он, глядя на меня внимательно.
Я пожала плечами:
— Мне действительно неприятно, а что тебе это все равно, мы уже обсуждали. Очко, блин, в твою пользу, но мне начинает уже действовать на нервы.
— Мне кажется, я придумал способ, как тебя использовать, чтобы их выманить — если это то, чего ты действительно хочешь.
Я всмотрелась в его непроницаемое лицо.
— Но сперва мы должны добиться, чтобы на нас переписали ордер? Так?
— Это было бы невредно, а еще — чтобы тебе прислали из дому телохранителей, а еще хорошо бы сейчас прямо дать знать Бернардо и Олафу, пока все живы, потому что иметь резерв было очень полезно.
— Олаф все еще думает, что я его девушка или что-то вроде.
— Пары, совместно совершающие убийства, как правило, очень прочны.
— Не смешно.
— На самом деле смешно, но прошу прощения. Мы оба знаем, что когда-нибудь тебе или мне придется убить Олафа, потому что он решит убить тебя.
— Если он всерьез замыслит меня убивать, то сперва убьет тебя. Он знает, что ты не успокоишься, пока он будет жив.
— Ты для меня сделала бы то же.
— Тоже верно. Так что он будет убивать нас обоих сразу или второго как можно быстрее, чтобы обезопасить себя от мести.
— Вероятно.
— И все-таки ты его вызовешь резервом на это дело.
— Он умелый боец.
— Он психотический сумасшедший убийца, вот он кто.
— Формально у него нет психоза.