Воодушевленная этими мыслями, Рада посещает монастырь Сан-Бенто, который совершенно не похож на Рильский монастырь, где она провела долгие годы с Клодиу в Болгарии. Потолок и витражи, украшенные сценами жизни святого Бенедикта, вызывают головокружение. От ярких красок бойронского стиля слезятся глаза.
В какой-то прострации Рада бродит по католическим церквям Рио-де-Жанейро. Прошлое шепчется за спиной. Нет, она слишком долго смотрела на иконы и слушала песнопения, чтобы снова окунаться в это. Прочь. Отвлечься. Пусть будет бывшая императорская резиденция Кинта-да-Боа-Виста. Пусть будет колониальный стиль старого города. Пусть будет акведук Аркус да Лапа и трамвай Бондинью, который везет своих пассажиров по мосту в старый район Санта Тереза.
Аристократичные молодожены из Англии, с которыми познакомилась в отеле Рада, преследуют ее, словно тень, веселятся за себя и за свою мрачную знакомую из Нью-Йорка. Их вычурность тонет в яркости жизни. Молодой жене лет двадцать, и она хочет впечатлений, хочет приключений.
На одном из рынков она купила неприлично прозрачные футболки с надписью «Los recien casados». Теперь молодожены повсюду ходят в этих футболках. На девушке нет бюстгальтера, и ее молодая грудь привлекает взгляды мужчин. Молодую жену это заводит. Кажется, что она хочет набраться впечатлений на всю жизнь. Втроем они бродят по узким улицам Санта Терезы. Здесь все еще царит эпоха средневековья. Их окружают старинные дома. Под ногами каменные мостовые. В крошечных барах отличный кофе и живая музыка. Монашки в черно-белых облачениях чередуются с богемной россыпью художников и поэтов, которые облюбовали этот район. Рада не хочет снова вспоминать Монсона, но вместо этого рассказывает молодоженам о Гринвич-Виллидж, о голой вечеринке, на которой была.
– Наверное, это было крайне забавно! – смеется молодая жена.
Спустя три дня она уговаривает своего супруга и Раду отправиться в фавелу Росинья, на частную вечеринку, о которой без устали говорил на плохом английском молодой парень. На ржавом Рено их везут по узким улицам вдоль карточных домов. Красота и шик уступают место нищете. Нет и полиции. Последний богатый дом остался далеко позади, да и тот скоро будет продан, потому что хозяин из США не собирается больше сюда возвращаться, после того, как с расположенных выше домов фавел его двор засыпали мусорными отходами. Власти отказались разбираться. Об этом рассказывает молодой парень, который везет их на вечеринку. Они платят за вход, скрываются в убогом двухэтажном кирпичном доме, к боковым стенам которого пристроились деревянные халупы. Такие же халупы стоят выше на горе, опираются на крышу дома. Внутри празднуют не то чью-то свадьбу, не то день рождения, не то это просто вечеринка с пивом, шлюхами и легкими наркотиками.
– Такой была богемная вечеринка в Гринвич-Виллидж? – спрашивает Раду молодая жена.
– Там было чище, и они цитировали Ницше, а здесь, сомневаюсь, что люди вообще умеют читать! – кричит ей Рада, перекрывая африканские ритмы грохочущей музыки и крики толпы.
– Даже не думай искать себе здесь жертв, слуга, – шипит Раде на ухо незнакомый мужчина. Он стар, и она буквально чувствует, как он копается у нее в голове, в ее воспоминаниях. – Мне шесть с половиной сотен лет. И если я захочу, то убью тебя силой мысли. Выжгу все твои воспоминания и отправлю на улицу продавать свое тело, пока ты не заразишься сифилисом и не сгниешь заживо, – шепчет он. Его губы касаются уха Рады. Его мысли роются в ее голове. Ничего не скрыть. Ничего не спрятать.
– Слуги не убивают слуг, – бормочет Рада. Это единственное, что приходит ей в голову. Чистый, неразбавленный страх парализует. Рада уже и забыла, что это такое.
– О, нет, девочка. Я намного хуже, чем ты можешь себе представить, – шепчет ей Вимал. Он сам показал ей свое имя. Показал людей, которые умирали, произнося его имя. Умирали от его рук. И он хотел, чтобы они знали о нем, хотел, чтобы он был тем последним, о чем они могут думать, кого они могут бояться. Не смерти, не пустоты, а его. – Хочешь стать одной из них? – спрашивает Вимал. Рада качает головой. Все тело онемело. Ноги дрожат. Внизу живота что-то колет, словно мочевой пузырь вдруг переполнился, и его невозможно сдерживать. – Ну давай, покажи мне, как ты меня боишься, – требует Вимал. – Покажи мне свой страх.
Время словно замерло. Жизнь вокруг замерла. Россыпь цветов. Какофония звуков. Букет запахов. Раде казалось, что она может разложить мгновение на составляющие и изучить каждое из них в отдельности. Мир выглядел огромным, необъятным. Даже эта комната со всеми этими жизнями, судьбами. И где-то далеко крики жертв Вимала. Стоны, мольбы, хрипы. Он не был убийцей, за спиной которого стоит сама смерть. Он сам и был этой смертью. И сейчас смерть смотрела Раде в глаза, изучала ее, решала, достойна она стать еще одной жертвой или нет.
– Пожалуйста, не убивай меня, – шепчет Рада. Она хочет умолять, готова унижаться, готова на что угодно, лишь бы сохранить свою жизнь, но слов нет. Только чувства, которые сложно понять. Но Вимал улыбается. Ему нравится то, что он видит.
– Хорошая девочка. – Он гладит Раду по голове, пропускает ее волосы между своих пальцев, зарывается в них носом, жадно втягивает запах. Но не запах волос. Он вдыхает запах страха. Запах пота и мускуса. Запах миндаля и дуста. Рада не сразу понимает, что весь этот букет исходит от ее тела. Что-то кисло-терпкое. И от этого не сбежать, не отмыться. Смердит не только тело. Смердит сам разум. – Да. Прочувствуй это. Запомни, – шепчет Вимал. – Живи, но знай, что я рядом. Знай, что когда-нибудь я приду за тобой, и мы закончим то, что начали сегодня.
Он пробирается еще глубже в сознание Рады. Воспоминания вспыхивают в голове. Вся боль, что была в ее жизни, все страхи, все слезы. Все это здесь. Все оживает в одном мгновении. И это невозможно терпеть. Ноги подгибаются. Рада падает на колени. Кажется, что страдает каждая клетка. Все тело превратилось в детальную карту боли. Кажется, что кровь течет из каждой поры. Кровоточат уши, нос, глаза. Что-то густое и теплое течет между ног. И еще чувства – Рада переживает все страдания, которые у нее были в жизни. Хочет кричать, выть, кататься по полу и молить о смерти. И это вечность, из которой нет выхода.
Но в действительности проходит лишь мгновение. Нет ни крови, ни слизи, которая течет из тела. Нет ничего. Перед глазами мелькают ноги людей, собравшихся на вечеринке. Рада видит пару английских молодоженов, которую привела сюда. Кажется, что прошло уже несколько часов, потому что коктейли вскружили им голову. Особенно молодой жене. Она танцует в окружении разгоряченных мужчин. Молодая грудь под прозрачной футболкой с надписью «Los recien casados» прыгает в такт африканских ритмов. Смуглый мужчина с жилистым телом бегуна из Кении снимает свою футболку, кружит возле молодой жены, словно петух вокруг курицы, и та, чтобы поддержать своего партнера по танцам, тоже избавляется от футболки. Гремит возглас одобрения…
– Теперь уходи, – говорит Вимал Раде. Она пытается подняться. – О, нет. Уходи на коленях, – говорит Вимал. – Ползи как пес. Напуганный, грязный пес. – Он смотрит ей в глаза. Древний, безумный. Рада не знает почему, но чувствует, что обязана подняться. Пусть и ценой своей жизни, но подняться. – Строптивая… – тянет Вимал, до отвращения похотливо изучая ее. Такое чувство, что его глаза могут видеть сквозь одежду, сквозь кожу. Ничто не скроется. Он видит все желания, все оргазмы и все разочарования. – О, нет, ты еще не видела настоящей боли, – говорит Вимал. – Когда-нибудь я приду к тебе и покажу, что это такое. – Он хочет заглянуть Раде в глаза, но она опускает голову, разворачивается, собираясь уйти. – Тебе понравится, – обещает Вимал.