– Мне казалось, ты говорила, что живешь одна, – сказал Отэман, когда они вошли в дом Клодиу, и он увидел хозяина. Отэман обернулся и растерянно уставился на Раду. Она молчала, видела, как искрится в метаморфозах лицо Клодиу, и пятилась назад, к входной двери.
Отэман закричал в тот самый момент, когда Рада выскочила на улицу. Тело била мелкая дрожь. Ноги тряслись так сильно, что ей пришлось сесть на крыльцо. Воздух стал тяжелым. Рада пыталась сделать вдох, но не могла. В доме что-то зазвенело, разбилось. Отэман позвал на помощь. Крик был тихим, сдавленным. Рада зажмурилась, зажала руками уши. Потом услышала, как открылась входная дверь, обернулась. На пороге стоял Клодиу.
– Все закончилось, – тихо сказал он. Рада кивнула. Клодиу подошел к ней, протянул руку, предлагая помочь подняться.
– У тебя кровь, – сказала Рада, глядя на свежий порез над бледными костяшками пальцев.
– Ерунда. Скоро пройдет. Ты же знаешь.
– Да. Знаю. – Рада взяла его за руку. – Можно? – спросила она, собираясь прижаться к ране губами.
– Тебе нужна моя кровь?
– Мне нужно забыться.
Последние годы завертелись перед глазами. Сомнения и тревоги отступили. Рада вспомнила слугу по имени Надин, которая мечтала избавиться от власти своего хозяина Гэврила, начать новую жизнь, и подумала, что это, наверное, неосуществимая мечта. Кровь древних страшнее любого наркотика. Вся эта легкость, эйфория… Ты можешь все, ты ничего не боишься. И ты знаешь, что впереди еще целая вечность…
Рада поднялась на ноги. Чувства обострились. Со временем к этому привыкаешь, перестаешь ценить. Она попыталась вспомнить, почему оставила Клодиу, почему уехала. Нет. Плевать. Воспоминания придут после. Сейчас можно насладиться этим чувством свободы, этим полетом.
Рада вывезла обескровленное тело Отэмана на его же пикапе через мост Готалз в Нью-Джерси, бросила машину и долго шла пешком, пока не наступило утро. Таксист, который подвез ее до Бруклина, решил, что она проститутка. Рада прочитала это в его мыслях. Способность была слабой, но впервые Рада смогла контролировать ее.
Из Бруклина она добралась на общественном транспорте до Статен-Айленд. Жаркое полуденное солнце висело высоко в небе, и Рада с удивлением отметила, что его лучи обжигают ей кожу, причиняяя легкую боль. Удивления не было – она знала, что это когда-нибудь должно случиться, просто не ожидала, что так быстро, так внезапно. Хотя, возможно, все эти перемены давно уже были в ней. Просто таились, ожидая момента.
Ближе к ночи она встретилась с Либеной и спросила сколько лет после того, как солнце стало причинять боль, она еще могла находиться днем на улице. Либена честно призналась, что не помнит, сказала, что в ближайшие несколько лет не стоит беспокоиться, и предложила отметить это событие. Рада не возражала. Мир менялся, и ей хотелось меняться вместе с ним. По крайней мере вначале, пока кровь позволяла чувствовать себя чуть ли не богом, особенным, стоящим на много ступеней выше, чем простые смертные.
Сейчас, вспоминая Монсона, Рада удивлялась, что так ее зацепило в те дни? Всего лишь очередной мужчина. Всего лишь охотник, про которых слуга, с которой она встретилась в Мексике, говорила, что обычно убивает их раньше, чем они успевают объяснить свои доктрины. Рада смогла убедить себя, что главным в истории с Монсоном было не то, что он пытался убить ее, а то, что он убил ее подругу Мэйтал. К тому же потом была встреча с Гудэхи и отрубленная голова Монсона в изножье кровати. Ни один из слуг, которых она знала, не пережил еще встречи с другим древним, кроме своего хозяина. Гудэхи мог тогда забрать ее жизнь. И она знала это. Поэтому ей было страшно. Смерть заглянула ей в глаза. Так думала Рада. Думала, пока все то, от чего она бежала в Бразилию, не стало возвращаться.
Возвращаться, медленно, но неизбежно нарастая, словно снежный ком, который несется с вершины горы вниз, и ты еще не видишь его, но уже чувствуешь, как трясется под ногами земля, потому что ком этот огромен. Вот примерно это и чувствовала Рада. Особенно днем, прячась от яркого солнца в закрытых машинах или барах, когда люди идут за окном, а ты понимаешь, что скоро солнце окончательно станет твоим врагом. Тебя ждет ночь, мрак, где сгущаются голодные тени хозяина. Ждет пустота и одиночество. И кровь древних не поможет сбежать.
– Нам нужен новый бар, – решила Рада. – Такой, как был у Боаза Магидмана. Может, даже лучше.
– Я слышала, в Луизиане есть нечто подобное, – сказала ей Либена, но ехать в Новый Орлеан отказалась, хотя выпытать адрес у Коина Джиджиса – владельца бара в Нью-Йорке, помогла.
Хозяина дома для слуг в Луизиане звали Моук Анакони, и его кожа была черной, как ночь. Дом, где он устроил бар, стоял на бульваре Барагати, недалеко от озера Сальвадор. Из окон второго этажа можно было увидеть кладбище Флеминг на другой стороне канала. Впрочем, жалюзи на этих окнах были почти всегда закрыты, хотя о частных вечеринках, которые устраивал Моук Анакони, почти никто из местных жителей и не знал. Все держалось в тайне. Где-то на другой стороне Нового Орлеана содержался еще один дом, и люди, которые желали заработать, продав себя, собирались сначала там, где несколько старых слуг забирались им в головы, заставляя думать, что они обслуживают обыкновенных людей. Их сажали в лимузин и везли в дом на бульваре Барагати. Когда вечеринка заканчивалась, слуги стирали им воспоминания, возвращали в дом, где они собрались вечером. Моук Анакони говорил, что эта система задействована по всей стране.
– Может быть, где-то в Каире или фавелах это и не нужно, но здесь неприятностей надо избегать, – заявлял Анакони.
Он носил на шее ожерелье из крохотных костей животных и был похож не то на анахроничного жреца Вуду, не то на свихнувшегося сутенера. Рада заметила, что даже люди, которые не знали о том, чем на самом деле занимается Анакони, относятся к нему как к бокору. Анакони не возражал, считая этот страх уважением, хотя навряд ли люди стали бы относиться к нему лучше, узнай, чем он занимается на самом деле, узнай, что он в тайне принимает кровь древних, которую поставляют ему некоторые слуги.
Вместо охраны Анакони держал дюжину дрессированных доберманов, которые бегали по обнесенной высоким забором территории вокруг дома. Когда Рада приехала к Анакони впервые, старый экскаватор копал за домом котлован, а чернокожие плотники начинали возводить над котлованом крышу, неловко пристраивая ее к старому дому в викторианском стиле, и для отвода глаз пытаясь окружить уродливый котлован бутафорными колоннами. Позже в этот котлован запустили аллигаторов и кормили их исключительно в день вечеринки, бросая в бассейн молодых оленей.
Вдоль высокой ограды, окружившей дом, росли старые дубы и магнолии. Иногда, в качестве шоу, Анакони устраивал в доме экстатические пляски Вуду. Рада не знала почему, но это заводило всех, включая самых древних слуг, тем более проводилось это крайне редко и было всегда сюрпризом. Таким же сюрпризом становились порки. В одном из залов были установлены две колоны с цепями, к которым приковывали руки жертвы, предварительно накачанной наркотиками. Жертвой становились как женщины, так и мужчины. Палачом же всегда была женщина. Крепкая, чернокожая. Она так искусно владела кнутом, что он в ее руках казался реинкарнацией древнего бога змей. Он рассекал воздух, рассекал кожу. Щелчки раздавались гулко. Стихали все. Жертва лишь вздрагивала. После, когда она отключалась, ее уносили, но в воздухе еще долго витало напряжение.