Сгусток крови вылетает изо рта жертвы. Желчь и кровь. Вимал вытирает лицо, давясь злобой. Он сожалеет, что Холдор и Пачджо не смогли поймать любовника Крины. Вимал видел, как она смотрит на него, чувствовал ее любовь к человеческому псу. И он, Вимал, уже видел, как насилует Крину на глазах этого человека, заставляет смотреть, как низко падает его женщина. Смотреть до тех пор, пока на лице этого пса не появится отвращение к Крине, которое она увидит в глазах своего возлюбленного. Вот тогда придет отчаяние и пустота. Вот тогда она сломается и ее можно будет убить. Но пес сбежал, поджав хвост, чтобы умереть. Сбежал в свой дом, как собаки бегут к хозяевам, рядом с которыми хотят провести последние минуты жизни. Очень жаль. План, который Вимал вынашивал не одно столетие, не сработал. И еще этот плевок в лицо!
Он зарычал, замахнулся. Рука пробила грудную клетку Крины, вырвала сердце. Несколько мгновений оно продолжало биться в его ладони, затем замерло. Глаза Крины погасли. Огонь жизни погас. Все стихло. В неожиданном безмолвии неприлично громко продолжала выплескиваться из разодранных артерий горькая, разбавленная кровью вендари кровь Крины…
Музыка Мэтокса стихла. Вайорель отошел от черного окна. Мэтокс молчал.
– Я не могу убить это безумное трио сейчас, – сказал Вайорель. – Они сильны и стары. Они почти такие же, как я.
– Ты боишься? – на лице Мэтокса появилась улыбка.
– Ты тоже сбежал сегодня. Мог умереть вместе с Криной, но сбежал.
– Я сбежал, чтобы убить этих тварей после. Сбежал, не потому что был напуган, а потому что не было смысла умирать в той комнате.
– Нет смысла умирать и сейчас.
– Вот как… – Мэтокс поднялся на ноги. – Крина верила тебе! – выплюнул он в лицо древнему богу.
– Крина могла бы понять меня.
– Понять твою трусость?!
– Понять мои цели.
– Называй это, как хочешь.
– Я называю это так, как есть, – Вайорель сел за пианино.
Он не играл, не двигался. Просто сидел и ждал, что сделает Мэтокс: уйдет или останется. Пауза затягивалась. Мэтокс тоже ждал, понимая, что без этого древнего существа не сможет утолить жажду мести. Ждал ради Крины, ради всех тех, кого эти свихнувшиеся монстры убили или только собираются убить. Ждал, и все его мысли разлетались по комнате громче любых слов. Мысли, которые невозможно было не замечать, не слышать.
– Крина рассказывала тебе о других вендари? – спросил Вайорель.
– Да.
– А она рассказывала, что, потеряв рассудок, они становятся страшнее сотни, тысячи таких, как Вимал?
– Совсем немного.
– Это хорошо, – тонкие, изящные пальцы Вайореля легли на клавиши. – Я приехал в этот город ради того, чтобы остановить одного из вендари, который скоро станет алчущей беспощадной тварью, ведомой ненасытным голодом, – его голос не перекрывал музыку, а ложился поверх, словно песня, которая пугает и завораживает. И корни песни уходят в далекое прошлое, а ветви тянутся в недосягаемое для человека будущее.
Мэтокс не двигался. Просто стоял и слушал. Вернее, не слушал – видел. В какой-то момент древние, сдобренные пустотой мысли Вайореля открылись ему. Мэтокс видел его жизнь. Видел молодую Крину, которая так сильно изменилась за прожитые века. Видел Тсеру и боль Вайореля, когда умер его друг, его спутник. Видел обугленное тело Тсеры, лежащее в подвале румынской крепости, и как Крина ведет в этот подвал ожившие тени, которые должны уничтожить улики. Видел свихнувшегося, превратившегося в животное вендари, которого убил Вайорель. Видел долгие странствия Вайореля: сначала с Тсерой, затем с Криной… Казалось, что эта песня, эта история длится целую вечность, где кровь и слезы смешиваются с пышными балами и идеальной музыкой гениальных композиторов и музыкантов. Но вечность, вращающаяся водоворотом в сознании, в реальности длилась не больше пары минут. Музыка стихла. Пианино у окна жалобно затянуло затухающие последние аккорды. Тишина.
– Теперь ты должен уйти, – сказал Мэтоксу Вайорель. – Скоро вернутся Вимал и его свора. Они расскажут мне, как Надин убила Крину и попросят, чтобы я послал за ней тени.
– Откуда такая уверенность?
– А как бы поступил на их месте ты? – Вайорель заглянул любовнику Крины в глаза.
Мэтокс молчал. Теперь он знал, как вендари скрывают улики и как расправляются с неугодными. Открывшаяся жизнь Вайореля что-то изменила в нем. Что-то сломалось. Как сломалось у Крины, когда она из маленькой, замерзшей шлюхи, продающей свое тело за краюшку хлеба, превратилась в верного спутника древнего, мудрого существа…
Мэтокс вернулся домой. Раны на теле исцелялись, но травмированное сознание было менее пластичным. В мыслях поселилась пустота. Или она была там всегда? Весь мир создан из пустоты. Нужно признать это, научиться чувствовать, принимать. Но жизнь не изменится. Мир не изменится. Его размеренный шаг по дороге бытия продолжится. Читать газеты, смотреть новости, заниматься тем, чем занимался прежде, но зная то, о чем боялся прежде даже думать. Когда-то давно Вайорель был знаком с одним буддийским монахом. Мэтокс видел эту историю в воспоминаниях вендари. До своего откровения монах молился и носил в монастырь воду. После откровения монах все так же молился и носил в монастырь воду. Ничего не изменилось…
Мэтокс сел в кресло. Его квартира никогда не нравилась Крине – крохотная и убогая. Поэтому Крина сняла им новую квартиру, ставшую для нее могилой. И Мэтокс никогда больше не вернется туда. Он будет сидеть здесь, в своем доме, и смотреть, как начинается рассвет. Алое солнце поднимается над крышами высотных домов, ползет по небу все выше и выше…
Мэтокс заснул. Во сне он увидел Крину – ту, которой она была до встречи с Вайорелем, а не ту, которую знал и любил. Девочка не узнала его. Стояла и смотрела, запрокинув голову, терпеливо ожидая, что скажет незнакомец. Была метель. По улицам Бухареста метался колючий снег. Шлюхи, кутаясь в лохмотья, бродили по городу в поисках клиента. Мэтокс тоже был клиентом. Крина смотрела на него и видела звонкую монету, хлеб для детей, родителей, сестер. И никакой обиды, никакого презрения в молодых, но уже потухших глазах. Да и был ли в них свет? Была ли там жизнь прежде, до встречи с абсолютной пустотой Вайореля?
Мэтокс достал кошель с деньгами и протянул девочке. Он не знал их цену, просто хотел отдать и уйти. Девочка улыбнулась, расшнуровала кошель, но внутри вместо денег были серые камни. Она высыпала их на ладонь, подняла голову и уставилась на Мэтокса, требуя пояснений, ответа. Но ответа не было. Мэтокс чувствовал, как в груди зарождается пустота, поднимается к голове и льется сквозь глаза, поглощая мир. Темная, густая, она похожа на ожившие тени. Голодная пустота, жаждущая получить жизнь, добраться до жизни, сожрать жизнь, а затем сожрать себя. Мэтокс видел, как тени преследуют людей. Крики и плач. Черная жижа растекалась по заснеженным улицам промерзшего города. Никто не спасется. Но голод теней невозможно утолить, и они принимаются за здания. Сначала пожирают дерево, затем камень, добираются до мощеных дорог. Город тает, растворяется в царстве пустоты. А голод теней становится сильнее. Теперь они добираются до звуков, запахов. Жизнь превращается в мертвый штиль. Ничего нет, кроме теней. Но тени по-прежнему голодны. Они начинают пожирать друг друга. Затем оставшаяся тень пожирает сама себя. Выворачивается наизнанку и глотает, глотает, глотает, становясь меньше, плотнее, пока не превращается в абсолютное ничто, в абсолютную пустоту…