– Им тебя не тронуть.
Они попытались ввалиться гурьбой, но в проёме их встретила свистящая сталь Райны. То был добрый меч, клинок славной гномьей работы, и он не подвёл.
Они пытались стрелять, но два арбалетных болта она отшибла – мечом и кинжалом – и зарубила глупцов прежде, чем кто-то успел ей помешать.
А потом они с королевной лезли вниз из окна башни по связанным простыням, и скакали к ближайшему лесу, и устраивали потайной лагерь, а потом по одному и по двое убивали мародёров с насильниками, пока наконец не восстала вся округа, и враг не бежал с позором, а королевна, выучившаяся не отворачиваться и не падать без чувств, когда надо брать меч и сражаться, села на трон своего казнённого узурпатором отца…
Да, она, Райна, умела так сражаться.
Великий бог О́дин, думала она, так не умел. Но, быть может, успел научиться?
Остался позади пустой Ётунхейм, по его границам теперь обосновались мелкие людские племена и орочьи кланы. Приближалось небо и то, что за ним.
Райна знала, куда направляется Слейпнир. К тому месту, которое она сама тщательно избегала до последнего времени даже в мыслях.
Равнины Иды. Пустые и безжизненные, часть Большого Хьёрварда, но как бы и не Хьёрвард, и не Митгард, не Ётунхейм, не Свартальфахейм и не Муспель. Асгард, особый мир в пределах мира.
Слейпнир радостно заржал. Пусть здесь не осталось ничего, напоминающего о привычных чертогах, это был дом.
Райна ощутила, как напряглись по-прежнему могучие мышцы отца.
Она не задавала вопросов. Воительница уже поняла, что ответа она не получит. Великий бог О́дин затеял какую-то свою игру, и даже она, новообретённая дочь, служила в этой игре лишь одной из множества тавлейных фигурок. Лучше молчать, смотреть и слушать.
Но… для чего? Что в этом ей, воительнице Райне?
Вопрос застал её врасплох.
Века она сражалась лишь потому, что ничего иного делать просто не могла. Единственным утешением служило лишь то, что воевала она всегда по зову собственной совести, хоть и получая золото за службу.
Сражения помогали заполнить пустоту призраком боевого товарищества. Нет, не призраком, конечно же – настоящим товариществом. Те, кто сражался с ней плечом к плечу, видели в ней воительницу, человека, высокую, сильную и гордую, но – простую смертную. Разве что владеющую высоким и недоступным для прочих искусством боя.
Так что же станет делать она сейчас, найдя отца, получив меч, достойный валькирии, но не зная и не понимая замыслов «великого О́дина»?
Райна даже помотала головой, невольно вспомнив чародейку Клару Хюммель, «кирию Клару», как называла её валькирия, сама признавая главенство Боевого Мага в их походах. У Клары всё получалось легко, просто и понятно. Она не знала, что такое настоящее одиночество, она не умела ждать веками, тысячелетиями, стирающимися в пыль бесконечными вереницами дней, она была девочкой, ребёнком, однако валькирия находила справедливым, позволяя чародейке командовать ею.
Одна Клара Хюммель в бою могла сделать больше, чем все сёстры Рандгрид, окажись они вдруг все снова вместе на бранном поле.
Воительница Райна выучилась терпению. И сейчас, сидя за спиной отца верхом на восьминогом Слейпнире, она вновь ждала. Ждала, хотя раньше была уверена, что теперь-то её ожидание точно кончится.
* * *
– Помнишь, дочка?
Слейпнир застыл посреди пустого серого пространства. Ни деревьев, ни травы, ни даже хоть какого неба над головами – рваная серая пустота, где в прорехи тупо пялится чернота вечной ночи. Нет солнца, но остался невесть откуда льющийся свет.
Райна нагнулась. Зачерпнула пригоршней тонкую серую пыль.
Нет, не пыль – пепел. Додревний, он так и лежал здесь, словно не поливало его дождями и не проносились тут ветры.
А может, и впрямь не проносились? И дождь не касался мокрой своей ладонью проклятого Молодыми Богами места?
Валькирия разжала руку, пепел лёгким облачком сорвался с ладони, поплыл вниз, лежать дальше, наверное, до самого скончания времён.
Отец больше не может отмалчиваться. Они тут одни, пространство вокруг них мертво, мертво и пусто так, как никогда не будет пространство даже самого безжизненного и необитаемого мира. Здесь с самого падения Асгарда не было ни живых, ни мёртвых, ни тех, что во плоти, ни бестелесных. Ни духов, ни призраков, ни существ с просторов Упорядоченного. Только воздух, свет и пепел.
Да ещё стоглазая темнота.
Валькирия обошла неподвижного О́дина, погружённого в неведомую думу, взглянула отцу прямо в лицо.
– Пепел Асгарда, я понимаю. Нетронутый, здесь, на равнинах Иды, он, похоже, так и лежал с того самого дня. А больше тут ничего нет, Ямерт постарался на славу. Зачем мы пришли сюда?!
Она уже почти не сдерживала гнева.
О́дин повернулся к дочери, усмехнулся в седые усы.
– Теперь я тебе могу сказать кое-что. Не всё, но многое. Ты права, здесь пусто так, как, наверное, только на самых границах Упорядоченного. Ямерт выжег здесь всё и вся, не пожалел даже мелких стихийных духов. Здесь нас некому слушать.
– А там, в Альвланде, значит, слушали?
– И слушали, и слышали, дочь моя. Оттого я и говорил так, как говорил. Слово Древнего Бога разносится куда шире, чем мне бы того хотелось.
– Кристаллы альвов настолько могущественны?
– Весьма. Особенно если все лучшие их чародеи только ими и занимались в те дни.
– Что же они узнали?
– Только то, что я им позволил узнать. Альвы самоуверенны и горды, я бы даже сказал, закостенели в гордыне, хотя подобная речь более подходит слугам Спасителя. Их легко сбить с толку, если об этом помнишь.
– Хорошо, хорошо, пусть их, альвов, – теряла терпение валькирия. – Что делать нам теперь, нам с тобой, отец, когда мы встретились?
– По-моему, это совершенно ясно, – пожал плечами О́дин. – Зачем бы ещё мне тащить тебя сюда? Не только ведь ради того, чтобы поговорить в том месте, где нас не слышат. Здесь будет наш новый дом, Рандгрид. Пришла пора восстанавливать Асгард.
Валькирия Рандгрид бросилась бы отцу на шею, забыв обо всём. Воительница Райна присела на корточки, вновь набрав пригоршню невесомого пепла и давая ему стечь вниз тонкой струйкой.
– Асгард? Для нас одних? Боюсь, там будет пустовато, отец. Без залов Тора и Фрейи, без радужного моста, без Молчаливого Аса, без доброй Йорд, без гордой Фригг, без… без развесёлого Локи. Без эйнхериев, волков и вранов, без великого древа. Это будет не дом, а надгробие, отец. Склеп, где поселятся одни лишь бесплотные голоса.
– Уж не постигала ль ты искусство стихосложения, коротая долгую стражу? – усмехнулся О́дин. – Твои сомнения похвальны, Рандгрид. Ты выучилась размышлять. Конечно, никому не нужен пустой Асгард, и мне меньше всех. Для чего возводить нагие стены?