Их взаиморасчеты Газпром поначалу не волновали. Газпрому Украина тоже в тот момент платила товарами, которые поставлялись в Ямало-Ненецкий автономный округ. Единственное, что было важно для Газпрома – это чтобы Туркмения не конкурировала с ним на Западе. В тот момент Газпром не стремился к экспансии – он старался заработать денег и изолировать конкурентов. Но политической изоляцией Ниязов вовсе не тяготился, а экономической изоляции в первое время он не чувствовал – потому что на хозяина несметных газовых богатств быстро обратили внимание за границей.
Турция, а затем и страны Западной Европы стали посылать в Ашхабад своих эмиссаров с дорогими дарами. В расчете получить доступ к туркменским недрам Ниязову давали самые щедрые кредиты.
Внимание из-за рубежа успокоило Ниязова, убедив его, что опасаться нечего, и власть его – всерьез и надолго. Газ вскружил ему голову. На кредитные деньги он стал строить себе роскошные дворцы. Присвоил себе почетное звание Туркменбаши (отец всех туркмен). Напечатал национальную валюту с собственным портретом. Начал потихоньку устанавливать себе памятники: сначала простые, потом золотые. Зарубежным лидерам запросто дарил ахалтекинских скакунов. Британский премьер Джон Мейджор от подобного подарка стоимостью в три миллиона долларов был в шоке.
Однако если западные партнеры старались скрыть свое недоумение, вызванное экстравагантными выходками Туркменбаши, то бывших коллег по КПСС произошедшая в нем перемена откровенно раздражала. Назарбаев и Каримов относились к более молодому Ниязову как к выскочке и никогда не упускали возможности над ним поиздеваться. В самом начале 90-х годов, на одном из региональных саммитов Каримов вдруг через весь стол обратился к Назарбаеву:
– Нурсултан Абишевич, знаете, чем наши с вами деньги хуже туркменских? На них нет портрета Сапармурата Ниязова!
Все прыснули со смеху, а Туркменбаши только густо покраснел. Он всегда очень обижался на любые шутки, но никогда не находил, что ответить. Он возвращался домой и вымещал злость на подчиненных. Еще в начале 90-х у него появилась привычка устраивать регулярные чистки среди своих приближенных, а неблагонадежных – сажать в тюрьму. Это помогало ему сносить обиды Газпрома и коллег.
Стараясь избежать издевательств, Ниязов вскоре перестал ездить на региональные саммиты и вообще объявил свою страну нейтральной – чтобы как можно реже видеться с обижавшими его соседями.
Соседей, между тем, раздражал в поведении Ниязова не аресты, а только чванство. Ислам Каримов – из чуть менее богатого газом Узбекистана – был намного скромнее. Он не печатал своего портрета на деньгах и не ставил себе золотых памятников. Но не отказывал себе в скромном удовольствии распределить по тюрьмам оппозиционеров и нелояльных чиновников. И вместо того, чтобы объявлять себя пожизненным президентом, просто исправно проводил референдумы о продлении полномочий. Его, видимо, сдерживал недостаток газа.
К 1994 году Сапармурату Ниязову денег стало не хватать, и он впервые бросил вызов Газпрому: поддавшись на уговоры западных гостей, он решил строить газопроводы в обход России. У Туркменбаши было три пути экспортировать свой газ в обход труб Газпрома. Первый вариант предусматривал строительство газопровода через Иран в Турцию и Европу. Второй – по дну Каспия в Азербайджан и Турцию. Третий – через Афганистан в Пакистан.
Наиболее простым казался первый: 23 августа 1994 года Туркменбаши приехал в Тегеран подписать с иранским президентом Али Акбаром Хашеми-Рафсанджани соглашение о прокладке трубы через Иран и Турцию в Западную Европу. Строительство должно было занять 6–8 лет и стоить 7 миллиардов долларов. Этот вариант Газпром никак не устраивал, поскольку компания сама собиралась поставлять газ в Турцию – на начальной стадии находилось планирование газопровода «Голубой поток». Туркменский газ мог стать ненужным конкурентом российскому.
Своими опасения Виктор Черномырдин поделился с американскими партнерами, в первую очередь с вице-президентом Альбертом Гором. Черномырдин и Гор сошлись на том, что поставки газа из Туркмении только усилят Тегеран, поэтому проект этого трубопровода надо затормозить.
Вместо иранского варианта американцы советовали Туркменбаши другой путь экспорта газа: проложить трубу по дну Каспия в Азербайджан, а оттуда – в Турцию и Европу. Но Азербайджана Ниязов очень боялся – потому что президент Гейдар Алиев вызывал у него священный трепет. Бывший член политбюро ЦК КПСС на фоне скромного инструктора ЦК выглядел гигантом. Не особенно считаясь с Ниязовым, Алиев приказал начать разработку нефтяного месторождения Капяз в Каспийском море, которое туркмены считали своим (оно находится ближе к туркменскому берегу, чем к азербайджанскому) и даже назвали в честь Туркменбаши «Сердар» (вождь). Поэтому Туркменбаши категорически не хотел иметь дел с Азербайджаном.
Только в 1998 американцам удалось уговорить Туркменбаши подписать соглашение о создании консорциума, который должен был начать строительство газопровода по дну Каспия. Однако в последний момент Гейдар Алиев потребовал, чтобы из 30 миллиардов кубометров, прокачиваемых через газопровод, 14 миллиардов кубометров были азербайджанскими и 16 миллиардов – туркменскими. Ниязов скрежетал зубами и говорил, что уступит только 3 миллиарда кубов. На что Алиев соглашался, говоря, что братские народы всегда договорятся, но потом возвращался к своим требованиям.
Оставался третий вариант – афганский. В марте 1995 года в Исламабаде Сапармурат Ниязов и пакистанский премьер Беназир Бхутто подписали меморандум о строительстве газопровода из Туркменистана в Пакистан. Американская компания Unocal была готова профинансировать этот проект. Туркменбаши пригласил участвовать в этом проекте и Газпром. Газпром согласился, – своего газа компании вполне хватало для выполнения европейских контрактов, и Вяхирев, вероятно, полагал, что выгоднее участвовать в афганском газопроводе, чем пытаться сохранить монополию на транспортировку туркменского газа, который все равно, по большому счету, некому продать.
Южнее Туркмении шла активная подготовка к началу строительства. Реализация проекта трубы Туркмения – Афганистан – Пакистан зависела от уровня безопасности в Афганистане. И как раз в этот момент в стране появилось движение Талибан. Спонсируемые Пакистаном формирования начали методично брать под свой контроль как раз те территории, по которым должен был пройти туркменский газопровод. В течение нескольких лет талибы смогли взять власть почти во всей стране. Больше всего это событие радовало компанию Unocal, которая открыто заявляла, что приход талибов к власти является позитивным событием. Приход к власти талибов горячо приветствовал и Сапармурат Ниязов, он даже принимал их лидеров у себя в Ашхабаде. Талибам полагалось выполнять сложную миссию: охранять газопровод, по которому туркменский газ должен был пойти на экспорт в обход трубы Газпрома. Фактически талибы оказались самыми эффективными борцами с контролем Газпрома над энергоресурсами Центральной Азии.
Газпром эта ситуация устраивала. На официальном уровне Россия осуждала режима талибов и призывала с ним бороться, всячески поддерживая афганского президента в изгнании Бурхануддина Раббани и «Северный альянс». Однако Газпром эти внешнеполитические принципы не волновали – он участвовал в проекте «талибского газопровода», вовсе не собираясь бороться за монопольный контроль над энергетикой Центральной Азии. Имперские амбиции Вяхиреву были совершенно чужды.