– Он не пришел в школу, вы знаете об этом?
Послышался приглушенный вздох, как показалось Вете, слишком уж наигранный.
– Ох, ну и ну! Я поговорю с ним сегодня же.
– Тогда скажите, что я хочу его видеть. И их всех, слышите? Пусть они все придут завтра.
Вета облизнула пересохшие губы. Такое нельзя говорить, и чтобы губы не пересыхали. Очень хотелось пить, но она знала, что если отойдет от телефона, то никогда больше не решится.
Следующий номер.
– Я – классный руководитель Русланы. Нет, она не схватила двойку. Она не пришла на уроки, что случилось? Вы не знаете? Болеет? Но вы только что были удивлены. Послушайте, я должна видеть их завтра. Их всех, передайте ей, договорились?
Вета положила голову прямо на стол. Во рту было сухо, в мыслях – гулко, просторно и холодно. В учительской витал серый ветер с Совы и трогал ее за волосы влажными пальцами, касался висков. Вета приподняла голову и подперла ее кулаком: на подоконнике лежали мумифицированные розы, а дальше – дальше было окно, открытое в город.
– Почему вы не можете просто любить меня? Ах да, – хмыкнула она. – Вы же не обещали.
Она в последний раз на сегодняшний вечер подняла изрядно потяжелевшую трубку телефона и набрала номер. В груди уже ничего не давило, не скреблось и не пищало жалобно. Солнце давно завалилось за соседний дом, и от его света небо над старым кладбищем казалось желтоватым. Вета послушала гудки, которые должны были привести ее к Жаннетте. Долгие, утомительные гудки.
Она успела подумать, что Антон ошибся и достал ей не тот номер. Она успела подумать, что Жаннетта вышла за хлебом, забыла ключи, захлопнула дверь и теперь сидит у соседки. Она даже успела подумать, что Жаннетта умерла точно так же, как Игорь, и сидит теперь, привалившись к стене, такая же тихая и белесая. Но трубку подняли.
Приятный мужской голос поздоровался с ней, и Вета чуть не охрипла от неожиданности. Ей никто не говорил, что у Жаннетты есть муж – сын, племянник? – ей вообще никто ничего не говорил о Жаннетте.
– А мама не может подойти, – он утихомирил ее пыл.
«Сын», – почему-то подумала Вета, как о предательстве, злобно.
– Она сама попросила меня звонить, – не отстала Вета. – Когда она будет дома? Скажите ей, что это очень важно.
На лакированной поверхности стола отразились ее пальцы, сжатые в кулак. Они спикировали вниз, но не ударили – осторожно опустились, но стол все равно скрипнул.
– Она не сможет подойти, она в больнице, – меланхолично перебил Вету «сын». – Инсульт был, понимаете? Состояние так себе. Врачи говорят, все плохо. Так что не думаю…
Вета замолчала, как будто ей в рот засунули ком из тряпок.
– Извините, – выдала она глухо.
– А что вы хотели? – смягчился «сын». – Вы из школы? Как мне получить материальную помощь?
В поверхности стола отразились ее пальцы, и теперь отражение напоминало паука на пяти лапках. Он застыл неподвижно, напряженно, ждал удара тапочкой и думал, как бы половчее увернуться. Желтое небо за окном серело.
– Я не знаю, – выдохнула Вета. – Спросите лучше у завуча.
– Конечно, никто ничего не знает, – нудно начали на том конце провода. – А она, между прочим, всю свою жизнь отдала школе, всю. Вы вот знаете, что у меня сестра умерла? И ничего, никто даже не шевельнулся. Никто даже не спросил у нее, мол, как вы, Жаннетта Сергеевна, может, вам чем помочь? Никто даже не удосужился.
– Когда? – выпалила Вета, удивляясь, что все еще в состоянии говорить, а не только истерически хохотать, беззвучно кривить губы в этом смехе. – Когда она… заболела?
– Позавчера вечером ее соседка нашла. Но врачи сказали, она долго пролежала сама. Никто даже не удосужился…
– Спасибо! – крикнула Вета и с силой уложила трубку на рычаг.
Некоторые мужчины даже хуже женщин.
Она взглянула на часы: рабочее время в музее она безбожно прогуливала.
* * *
Однажды из книжного магазина мама принесла ей странную брошюрку под названием «Что такое дружба».
– Почитай. Ты же не знаешь, – заметила она беззлобно. Не упрекнула, а просто походя сказала: сегодня дождь, а ты никогда не умела дружить.
Вета чуть обиделась, но уже назавтра позабыла. Она не знала, какой смысл в том, чтобы ходить под ручку с какой-нибудь из одногруппниц. Хоть когда намечались общие сборы – например, по случаю дурацкого окна в расписании, – она поддерживала разговор и даже улыбалась. Она была слишком умной, чтобы в открытую демонстрировать окружающим свое безразличие. И слишком гордой, чтобы лепить из себя компанейскую девочку. И, может быть, слишком хладнокровной, чтобы верить, что у нее это хорошо выходит.
Она прекрасно знала, что никогда не любила Андрея. Они познакомились в санатории, где Андрей скучал, а Вете было не до него. Она много читала и гуляла по парку, а он лип к ней, раздражающе заговаривал в любой удобный момент. Ему было скучно, а она в конце концов просто уступила. Потому что была слишком спокойной, чтобы разразиться гневом и прогнать его.
Все кругом радовались: какая красивая пара. Родители Андрея объявили, что Вета им подходит. Андрей платил за нее в автобусах и звонил по вечерам. Она отбывала повинность – пятнадцать минут разговора, поцелуй на прощанье, осознание, что завтра это придется проделать снова. Зато все одногруппницы завидовали – ни у одной из них тогда еще не было постоянного парня.
Пять лет – большой срок. Говорят, серьезное испытание отношений. Они бы выдержали еще, но со временем истерики Андрея становились все чаще и громче. Вета задавалась вопросами: вдруг он понял, что она его не любит? А почему не понимал раньше? Или понимал, но молчал? Потом она мечтала, чтобы он нашел себе другую девушку. Вета всегда была слишком холодной, чтобы устаивать скандалы и рвать отношения самой.
Потом Андрей уходил «навсегда», и она вздыхала с облегчением, но через неделю он возвращался. А она была слишком безразличной, чтобы отказать ему. Он так привык бегать туда и обратно, что, наверное, очень даже удивился, когда Вета уехала. Наверное, она не смогла бы уйти по-другому. Только в закрытый город – где Андрей ее никогда не достанет.
…Она поднялась на четвертый этаж, где между актовым залом и кабинетом психолога примостился школьный музей, вечно запертый и не особенно популярный среди учеников. Но молчал актовый зал, смиренно мигала сигнализация над дверью психолога. Из-под двери музея просачивался желтый свет.
Оттуда пахнуло невыносимым запахом кроликов. На четвертом курсе Вета проходила практику в институте токсикологии, именно в том отделении, где препараты проверялись на животных. Она входила туда спокойно, на ходу натягивая халат, потом перчатки. Одногруппницы кривились, морщили носы и негодовали. Ей нравилось собственное спокойствие и бесили их, порой деланные, ужимки. А теперь, выходит, отвыкла – сморщилась.