– Наших бьют! – завопил тот, сложившись почти пополам и прикрывая разбитый нос ладонями.
И тут началось. Все как будто ждали этого вопля, чтобы кинуться друг на друга. В ход пошло все: мебель, тяжелые оловянные кружки, бутылки, ноги, кулаки, а в руках нескольких заблестели при неверном свете масляных фонарей лезвия ножей.
– Защитите Николь! – взревел я.
Плевать на Кьюля, никуда он не денется, достану его не сейчас, так потом. Но я ни за что не переживу, если в этой горячке Николь достанется хотя бы пальцем, а защитник из меня сейчас еще тот. Девушка может за себя постоять, но ее дара не хватит на всех, тут слишком много людей. А может и хватит, но проверять не хотелось. Последним, что я увидел, были бешеные глаза непонятно откуда взявшегося Энди. Затем откуда-то пришел удар по голове и свет померк.
* * *
– Как ты?
Скорчив страдальческое лицо, я заявил:
– Умру в следующее мгновение, если ты немедленно меня не поцелуешь.
– Люк, я серьезно.
– Я тоже серьезней некуда. У тебя очень красивые глаза, Николь, я тебе об этом уже говорил?
– Говорил, Люк, не раз, и не только о глазах, – по-моему, Николь даже немного зарумянилась. – И все же, как ты себя чувствуешь?
Плохо, если честно. Голова разламывается на части, левым плечом не пошевелить, а сама рука привязана к груди. Наверняка ключица сломана.
Я осторожно потрогал затылок свободной рукой. На ощупь шишка едва поместилась в ладонь. Это кто же меня так приложил, что я пришел в себя только через несколько часов? Судя по положению звезд в иллюминаторе, скоро наступит рассвет.
– Этот человек, кто он?
– Кьюль? Один мой давний знакомый, подлец еще тот. Меньше всего ожидал его увидеть здесь, в Банглу.
– Тогда, в Джессоре, это был он?
– Да, Николь, он.
Вот и верь тому, кто утверждает, что девичья память коротка – в Джессоре Николь видела Кьюля Джекоба мельком, а прошел с той поры год.
И все же, почему Кьюль так на меня отреагировал? Вообще-то причин ненавидеть его у меня самого значительно больше: когда-то он меня подставил, и если бы не поручительство Кторна Миккейна, не быть бы мне не то, что капитаном, даже навигатором.
Я присел за стол Джекоба, чтобы поговорить. Давно прошли уже те времена, когда кровь закипала только при одном воспоминании о нем.
– Николь, насколько все серьезно у меня с рукой?
– Думаю, через неделю ты уже забудешь о том, что с ней что-то случилось. Можно даже без поцелуев обойтись, – улыбнулась она.
– Нет, без них точно ничего не получится, – покачал я головой и поморщился.
Шишка на ней, казалось, покачалась отдельно от всей остальной головы.
В дверь постучали.
– Входите, – откликнулась Николь.
Дверь ненамного приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова Берни Аднера.
– Входи, входи, Берни, – повторил вслед за Николь я.
Взгляд у Аднера был какой-то виноватый.
«Он собрался покинуть „Небесный странник“!» Не сказать, что внутри у меня все оборвалось, но беспокойство я все же почувствовал. Если он уйдет, то прощай все мои дальнейшие планы, связанные именно с ним. Все большие проблемы и беды начинаются, как правило, с маленьких неприятностей. И то, что я вчера получил по голове, не начало ли их?
– Говорите, Берни, говорите, – осторожно кивнул я, подумав: «У меня и денег сейчас не хватит, чтобы полностью с ним расплатиться, и это тоже проблема».
– Господин капитан… Сорингер, – все же начал он, старательно уставившись взглядом в палубу.
«Да не тяни же ты, отважный небесный паритель!» – начинал я уже злиться.
– В общем, простите меня за то, что мне… за то, что я… ну там, в корчме…
С таким облегчением мне давно уже выдыхать воздух не получалось. Он пытается извиниться за то, что в корчме не бросился мне на помощь! Да кто ее от тебя ждал?! От твоей помощи больше бы проблем возникло, чем толку.
– Берни, – мягко начал я, – вы абсолютно правильно сделали, что не ввязались. Такую голову, как у вас, беречь надо, и не стоит ею рисковать во всяких кабацких драках.
По-моему получилось убедительно. Единственное, что мне не очень понравилось – Николь взглянула на мою собственную голову. Но, по крайней мере, не улыбнулась и не сказала ничего. Хотя непременно скажет, чуть позже, когда мы останемся наедине, уж я-то ее знаю.
– В общем, идите Берни, и спокойно отдыхайте. Кстати, очень вас прошу и в дальнейшем не ввязываться в подобные события, даже если вам очень захочется – подумайте о нас, и о том, что мы будем делать, случись с вами что.
«По крайней мере, мне без тебя будет трудно обойтись точно», – подумал я, провожая взглядом сутуловатую спину Аднера.
Едва за ним закрылась дверь, и Николь уже открыла рот, чтобы сказать непременно что-то язвительное, слишком уж ее улыбка для этого предрасполагала, когда раздался новый стук.
– Капитан… это…
Родриг мялся у самого порога, хотя я широким жестом указал ему, чтобы он проходил и присаживался.
«Так, еще один, – и мне стало грустно. – Как они все не поймут, что своими извинениями только усугубляют мою печаль. Ведь это я капитан, и потому должен был оставаться во главе, командуя атакой или, в случае необходимости, отступлением. А тут мне даже неведомо, чем все закончилось. К тому же извиняются передо мной, а смотрят на Николь. Наверное, из-за ее осуждающего взгляда».
– Родриг, не вздумай даже извиняться! – едва не взревел я. – Все нормально, иди, отдыхай.
Еще один стук в дверь совсем меня не удивил. «Притвориться спящим? Тоже не вариант».
– Николь, солнышко, иди, скажи им, что все хорошо, ну сколько можно! – взмолился я, обращаясь к Николь, смотревшую на все происходящее с большим интересом. Девушка послушно вышла. Дверь оставалась полуоткрытой, и потому я слушал:
– Ну как же вы так – не смогли защитить своего капитана?! Как он себя чувствует? Очень плохо. Нет, до утра точно доживет. Да и потом с ним ничего не случится. Сможет ли что-нибудь съесть сейчас? Очень сомневаюсь, Амбруаз. Хотя давай сюда поднос, может, я все же смогу уговорить его съесть кусочек.
Я лежал и пыхтел, и больше всего мне хотелось вскочить с постели и втащить за руку Николь обратно в каюту. Явно же, весь этот концерт она устроила ради того, чтобы меня позлить, когда убедилась в том, что мне ничего не грозит. Уж ей-то, с ее даром врачевателя, понять это никаких трудов не составило. Наконец, Николь вошла в каюту, поставила поднос на стол, присела на краешек постели и тихо рассмеялась.
– Язва, – буркнул я.
Девушка посмотрела на мое лицо, и рассмеялась уже громче.