А я побежал к висевшему на стене плану эвакуации. Отыскал на схеме спуск в подвал и сразу понял, что лезть туда — чистое самоубийство. На месте бомбистов я выставил бы в дальнем конце длинного коридора пару человек с винтовками и приказал убивать всех, кто надумает сунуться вниз.
Я еще раз изучил схему и задумчиво постучал по двум квадратам лифтов. Если один из них грузовой, возможно, он спускается в подвал. И хоть бившегося внутри меня времени не хватит, чтобы привести в действие механизм подъемника, при некоторой удаче необходимости в этом и не возникнет.
Толчком распахнув ближайшую дверь, я побежал по пустому коридору, и от ощущения всеобщей неправильности зашевелились на затылке волосы.
«Так не должно быть. Так просто не должно быть», — билось в голове, пока я в полной тишине бежал к лифтам.
На мое счастье, грузовая клеть остановилась где-то на верхних этажах, поэтому я распахнул сетчатую створку, по боковой лесенке спустился вниз и навалился на дверцу, перегородившую выход в подвал. Открыл ее и едва не вывалился наружу — немудреные в обычных условиях действия вымотали до дрожи в коленях. Мне приходилось делиться собственным временем, а запас его вовсе не безграничен. И если он иссякнет прежде, чем кончится завод адской машинки…
Об этом не хотелось даже думать, поэтому я вытер вспотевшее лицо и отправился на поиски бомбистов. Караульные оказались именно там, где я и предполагал. Пара парней в черных дождевиках подпирала стены в дальнем конце ведущего к лестницам коридорчика. У меня получилось зайти к ним со спины, и этим тактическим преимуществом я не преминул воспользоваться.
Упер приклад карабина в плечо, поймал на мушку затылок ближайшего бомбиста, затем слегка опустил прицел и плавно потянул спусковой крючок. По сравнению со штуцером толчок отдачи был едва заметным, и пуля угодила точно в цель. Жертву откинуло к стене, охранник начал сползать по ней на пол, да так и замер на полпути, когда перестало биться сердце, разгонявшее время по его крови.
Второй караульный дернулся в сторону и начал оборачиваться, поэтому отделался простреленным плечом. Не желая рисковать, я спокойно зашагал к раненому бомбисту и вновь спустил курок, лишь когда тому удалось перехватить винтовку левой рукой.
Сверкнуло, серебряный росчерк пули угодил бандиту в грудь и отбросил его на пол. Он попытался подняться на локтях, но не смог и неподвижно замер в луже натекшей на кафельную плитку крови.
Я сменил разряженную винтовку на новый трофейный карабин и поспешил дальше. В первую очередь решил проверить просторное складское помещение и не прогадал, застав там долговязого очкарика с рулеткой и нивелиром за вычерчиванием последнего луча огромной, во весь пол звезды, в вершинах которой были расставлены жестянки с керосином.
Успел!
Взяв на прицел очкарика, я шагнул в помещение и только тогда сообразил, что «неправильность» скособоченной звезды сыграла со мной злую шутку. Центр ее оказался сильно смещен в сторону, и там находился еще один злоумышленник.
Патрик!
Оба бомбиста заметили меня одновременно и так же синхронно схватились за оружие. Очкарик оказался вооружен курносым револьвером; Патрик вскинул карманный пистолет с двумя непропорционально удлиненными стволами.
И все же первый ход остался за мной. Я поймал на прицел долговязого бомбиста и утопил спуск. Пуля пробила высокий лоб с залысинами, злоумышленник нелепо всплеснул руками и завалился на спину.
Мгновение спустя полыхнул дульной вспышкой пистолет в руке Патрика, но я уже отступил в коридор, и серебряный росчерк впустую прошил дверной косяк. В следующий миг захлопнувшаяся дверь вздрогнула от нового попадания; пуля оставила ощерившуюся острыми щепками дыру аккурат на высоте моей груди.
Сволочь!
Ворвавшись обратно, я вскинул карабин… и тут схлынуло безвременье! Меня словно под руку толкнули, выстрел ударил по ушам оглушительным грохотом, пуля вместо ноги беглеца пробила жестянку с керосином, и та взорвалась фонтаном жидкого огня.
Дьявол! Промазал!
Патрик подхватил с пола какой-то чемоданчик и бросился к проходу в дальней стене; я два раза выстрелил через взметнувшуюся до потолка огненную пелену, выждал, пока опадет оранжевое пламя, и выпустил следующую пару пуль в деревянную дверь, за которой скрылся Патрик.
Зацепил, нет?
Непонятно…
Я отставил к стене разряженную винтовку и высвободил из-под пиджака рукоять заткнутого сзади за ремень брюк трофейного револьвера. Но доставать его не стал, вместо этого вытащил из наплечной кобуры табельное оружие и настороженно двинулся к простреленной двери.
Патрик укрылся в смежном складском помещении, другого выхода оттуда не было… Как, впрочем, не было и особого повода для радости. Рыжий утащил вместе с собой бомбу, и пусть пробить дыру в Вечность у него не получится, кто знает, что придет на ум загнанной в угол крысе?
Всем нам было бы лучше, угоди одна из выпущенных наугад пуль в цель. И ему не мучиться, и мне… не мучиться.
Но не свезло.
— Ближе не подходи! — потребовал Патрик, когда до кладовки оставалось не больше десятка шагов.
— А то — что? — улыбнулся я, лихорадочно прикидывая, в какое из пулевых отверстий в дверном полотне сейчас наблюдает за мной бомбист.
Стрелять наугад? Из револьвера? Не лучшая идея.
Ну я и не стал. Если Патрик решится подорвать бомбу, нас обоих разнесет на куски.
— Еще шаг — и оба взлетим на воздух! — предупредил курьер, словно прочитал мои мысли.
Я остановился.
— И чего ты этим добьешься?
— Не попаду на каторгу!
— Тебе никогда не говорили, что самоубийство — это не выход? — спросил я, потихоньку раскачиваясь из стороны в сторону. Мало ли, вдруг пальнет через дверь.
Бомбист промолчал, поэтому пришлось вновь окликнуть его:
— Чего ради это все, Патрик? Зачем понадобилось расчищать заброшенную линию подземки?
Я полагал, что курьер пребывает в замешательстве, но, как видно, ошибался.
— Не заговаривай мне зубы, — огрызнулся Патрик. — Сейчас сюда со всего города съезжаются легавые, поэтому либо расходимся по-хорошему прямо сейчас, либо встретимся в аду.
— Как ты себе это представляешь? — усмехнулся я. — Меня не встреча в аду интересует, разумеется.
— Разряди револьвер и освободи дорогу. Я просто уйду, и никто не пострадает.
— Это ты шутишь так? Может, мне сразу застрелиться?
Тогда Патрик уточнил:
— Но идея разойтись не вызывает у тебя отторжения?
— Отторжение вызывает перспектива прижизненной кремации.
— Что предложишь ты?
— Выходи с поднятыми руками.
— Время дорого, Виктор, — укорил меня курьер. — Я живым не дамся. А ты не успеешь добежать до выхода. Нужны реальные предложения.