Прятать парашют он не стал, летчик «худого» наверняка доложил по рации о сбитом русском. Сейчас надо как можно быстрее уходить от места приземления. Максимум через полчаса здесь появится поисковая команда, и если его поймают – плен, пытки, а такая перспектива ему не нравилась.
Для начала он побежал к лесу. Но потом сообразил, что там горит самолет, и немцы в поисках его в первую очередь будут прочесывать лес. И потому он, отвернув в сторону, побежал.
Через километр стал задыхаться. Бег в сапогах по неровному полю – это не в кроссовках бежать по тартановой дорожке на стадионе. Внезапно он запнулся и упал в воронку от снаряда большого калибра, отдышался, решил осмотреться и перевести дух.
Расстегнув кобуру, он вытащил пистолет «ТТ» и проверил – есть ли обойма. Затем подполз к краю воронки и осторожно выглянул.
Вдали показался крытый брезентом грузовик. У леса он остановился, из кузова высыпали солдаты – не меньше взвода. Часть из них сразу направилась в лес, рассыпавшись цепью, трое побежали к парашюту – его белый купол был хорошо заметен на фоне пожухлой травы. Черт, если у них есть собака, она возьмет след! Но сколько он ни смотрел, овчарки не видел.
Солдаты подобрали парашют и поплелись к машине.
В лесу ударил выстрел, потом еще и еще, видимо, солдаты обнаружили кого-то. И этот неизвестный отвлек на себя цепь немцев. Со стороны Ивана не видно, но стоит ему выбраться из воронки, как его тут же увидят. И он решил ждать.
Через четверть часа солдаты выволокли из леса человека в советском синем летном комбинезоне. Екнуло сердце – не Чернобров ли? Или это другой пилот из их полка? Летчик был без сознания, его ноги безвольно волочились, голова болталась. Иван не смог разглядеть лица – на голове пилота был летный шлем, даже шевелюры не видно.
Солдаты забросили летчика в кузов, перекурили, весело галдя, уселись в кузов и уехали, сочтя свою миссию выполненной. Жалко пилота, но на его месте вполне мог быть он, Иван.
Иван выждал немного, потом осмотрелся. Никого не было видно, на востоке громыхают пушки. Ему туда, и без компаса не заблудится.
Он выбрался из воронки и пошел к линии фронта. Если немцы прорвали оборону, сплошных траншей, да и передовой быть не могло. Тогда у него есть шанс пройти, просочиться.
Иван перешел поле, за ним снова начинался лес. Он двинулся по опушке – в случае опасности можно было спрятаться за деревьями. Вот же ситуация! Он на своей земле, а вынужден прятаться – как заяц от охотников.
Показалась небольшая деревня. Он постоял, присматриваясь, стараясь понять – есть ли в деревне немцы. Ни машин, ни мотоциклов, ни солдат в чужой форме он не увидел.
Взяв в руки пистолет, Иван направился в деревушку. При падении самолета потоком воздуха сорвало ремень с планшетом, а там была карта. Теперь сориентироваться на местности он не мог. Где восток – понятно, там громыхает. Но где он сейчас конкретно? Знание позволило бы ему, пользуясь особенностями местности, легче перейти к своим, например – по оврагу, в конце концов – плыть по реке.
В деревне тишина полная. Не слышно ни людских голосов, ни собачьего лая. Не знал тогда Иван, что немцы стреляли собак в первую очередь, иначе бы насторожился. Такие тонкости знали разведчики, а он летун, даже окоп полного профиля вырыть саперной лопаткой не умеет.
Иван миновал один дом – ставни на окнах закрыты, калитка заперта. У второго дома ворота настежь.
Он подошел к ним, не таясь, и на мгновение оцепенел: во дворе стоял мотоцикл с коляской, естественно – немецкий. Рядом умывались колодезной водой два немца – один поливал другого из деревянной бадьи. Оба были в одних трусах, мундиры и оружие лежали на мотоциклетной коляске, оба хохотали, мокрые. Один узрел Ивана и замер, а второй все еще взвизгивал, дескать – вода холодная. Иван-то язык у себя в альма-матер изучал, понял.
Немец пришел в себя первым, отшвырнул бадью и кинулся к автомату. Три шага всего надо было ему сделать, но его бросок к оружию сразу толкнул Ивана к решительным действиям. Он вскинул пистолет, выстрелил, тут же перевел ствол на второго и снова нажал спусковой крючок. В ушах зазвенело от выстрелов, со стрехи взметнулись воробьи.
Если бы немец не делал никаких движений к оружию, Иван не выстрелил бы. Одно дело – из самолета пускать ракеты или бросать бомбы – ведь врага вплотную не видишь. И совсем другое – видеть его лицо, испуг в глазах, и выстрелить с пяти метров. Как-то не по себе становится, понимаешь, что надо какую-то грань переступить, черту перейти.
Один немец не шевелился, другой стонал, лежа на земле и прижав к животу руки, из-под которых стекал в пыль ручеек крови.
Иван выскочил со двора, осмотрелся. Никто не встревожился, не бежал к месту стрельбы. Он вернулся во двор и постучал в окно.
– Хозяева!
Никакого ответа.
Иван обошел дом и услышал тоненькое подвывание, доносящееся из сарая. Он подошел к нему, откинул щеколду и распахнул дверь.
Раздался многоголосый вскрик – сидящие внутри думали, что это немец.
– Выходи, селяне!
Первым вышел дед с окладистой бородой. Он подслеповато осмотрел Ивана.
– Сталинский сокол?
– Он самый, дедушка.
– А супостаты где же?
– Как и положено, мертвые лежат.
– Ой, беда! Я уж думал – наши пришли, а ты один.
– Вернемся еще. В деревне немцы есть?
– Только эти двое на мотоциклах примчались. Нас из избы выгнали, дворнягу застрелили. А что он им сделал? Гавкнул только.
– Как деревня называется?
– Сухой Лог. Да не деревня у нас – хутор в четыре избы.
– Карта какая-нибудь есть?
– Глобус только внучкин.
Глобус Ивану не подходил.
– Дедушка, ты людей организуй. Убитых надо куда-нибудь закопать. Не ровен час – немцы нагрянут, тогда дома сожгут и людей постреляют. Да не мешкайте!
– Добро.
Они обошли дом. За ними потянулись женщины и дети – семейство у хуторянина было большим.
– А где же сыновья? – спросил Иван.
– В армии, где им быть? Из мужиков один я на хуторе и остался, – дед покачал головой. – Мотоциклетку-то куда девать?
– Я на ней уеду, – неожиданно даже для самого себя сказал Иван. Еще секунду назад и мысли такой у него не было. Но, видимо, на уровне подсознания замысел такой зрел. Только ехать на немецком мотоцикле в советской форме было смертельно опасно.
Он присмотрелся к убитым. Один был его телосложения, другой поплотнее. Надо надеть на летный комбинезон его униформу. Тогда у него есть шанс быстро промчать по занятой немцами территории, а дальше действовать по обстоятельствам.
Иван снял свои сапоги, натянул чужие бриджи, потом надел кургузую курточку.