Вольдемар выбрал себе новомодную сигару из стоявшего тут же на столике ящичка. Снял с неё серебряную фольгу, потянул носом, вдыхая запах дальних стран.
— Ерёма, а правда, что их на женских бёдрах скручивают?
— Угу, — профессор выпустил кольцо дыма. — И чем ближе к… хм… ну ты понял… тем дороже стоит.
— Тьфу! — Медведик бросил сигару на пол и потянулся к великолепной коллекции трубок. — А вот…
— Тихо! — оборвал его Еремей и, насколько смог, привстал в каталке, рассматривая что-то за окном. — Густав, вези меня туда.
— А что там?
— Уж точно не Иродиада Олоферн.
Воздушный кулак отбросил напудренного лакея к кирпичной стене, и опыт подсказывал Вольдемару, что тот уже никогда не встанет. С переломанными ногами вообще трудно вставать, а если ещё и свёрнутая голова смотрит на собственные пятки… Второму повезло больше, и он остался жив. Или наоборот, совсем не повезло — невидимая удавка вздёрнула его вверх так, что лакированные башмаки с розовыми бантами вместо пряжек едва доставали до земли.
— Эй, там, вылезайте! — Медведик пошевелил ногой ближайшую мусорную корзину и отшатнулся, когда из-за неё с визгом выскочили два чумазых существа. — Густав, лови их!
Старший охранник сообразил даже раньше, чем услышал крик, — подхватил на руки и прижал к груди… мальчишек? Может, и девчонок, под слоем грязи сразу не разобрать.
— Дяденька, я больше не буду! Дяденька, отпусти! — в огромных ярко-синих глазах плескался ужас, а вспухающий рубец от лакейской плётки ещё больше подчёркивал его. — Это всё я придумал, а Лидка не виновата!
— Пацан, значит, — кивнул профессор. — Лидка тебе сестра?
— Не виновата она, — повторил мальчишка, размазывая слёзы кулаком, в котором крепко зажата отбивная со следами чьих-то зубов. — Отпустите её.
Только сейчас Баргузин разглядел разницу — у девчушки и волосы подлиннее, и помельче она, и потрёпанная ленточка в неумело заплетённой косичке имеется. Лет шесть, не больше. Двумя руками держит крупное, подгнившее с одного бока яблоко. И тот же ужас в точно таких же синих глазах.
Еремей вздрогнул под этим взглядом, и висящий в воздухе лакей безвольно свесил голову, высунув посиневший язык.
— Твою мать, Ерёма… при детях… — прошипел Медведик, забирая у Густава девочку. — Вы что здесь вообще делали?
— Возьми, — яблоко, такое огромное на маленькой ладони, повернулось целым боком к Вольдемару. — Не бей нас, дяденька. И хлеб забери. Мы больше не будем.
Кусок булки, перемазанный соусом. Мелкая дрожь руки, протягивающей драгоценность огромному сердитому дядьке в блистающей золотом одежде. Пусть возьмёт… Ведь мама когда-то говорила, что воровать нехорошо. Они с Севкой больше не будут! Возьми хлеб, дяденька…
— Отпустите её, — мальчишка попытался вырваться.
— Отдай им мясо, Севка, — строго произнесла сестра. — Нам папка другое купит. Потом.
Севка ещё раз дёрнулся и затих, чуть слышно прошептав:
— Папка купит… потом…
— Где ваш отец? — голос Вольдемара дрогнул.
— Он сотник пограничной стражи в Городнее. И мамка там.
— А вы?
— А мы к бабушке приехали, — пояснил мальчишка. — Только её ещё зимой драконы сожгли. Отпустите нас, дяденьки.
— Где живёте?
— Везде.
— Это как?
— Дом-то у бабушки тоже сгорел, — ответила Лидка сердитому, но такому бестолковому дядьке. — Папка придёт с войны и новый построит.
— Построит, — машинально повторил Вольдемар. — Обязательно построит.
Когда-нибудь дети вырастут и узнают, что из каждой тысячи пограничников, принявших первый пиктийский удар, выжил только один. Узнают… но пока пусть верят в будущее. В то будущее, где нет войны, где отец и мать, где новый дом…
— Ты нас отпустишь, да? — Лидка попыталась затолкать кусок булки Медведику за пазуху. — А Владке мы щавеля принесём, он вкусный. Правда-правда! Только за ним ходить далеко. Возьми хлебушек, дяденька, нас Владка ждёт.
Голос в голове прозвучал поздно вечером и начал сразу с вопроса:
— Сколько их там было?
— Штук сорок, а что?
— В штуках считаешь?
— Были бы люди, сказал бы — человек сорок.
— Там даже фундамент оплавился.
— Я знаю.
Голос сделал паузу — видимо, неведомый собеседник задумался, а потом продолжил:
— Не надоело убивать?
— Этих? Этих не надоело.
— Пора взрослеть.
— Да пошёл ты…
— Я пойду. И ты пойдёшь. Ко мне.
— Раздача слонов?
— Человека из тебя делать будем, идиот!
— А сейчас?
— Пока частично. Пока вижу слегка поумневшего Эрлиха Белоглазого. Заготовку человека.
— Не говори так красиво, Владыка!
— Не хами самому себе. Завтра.
— Да, я обещал.
— Жду.
— И что будем делать?
— Разгребать завалы и чистить авгиевы конюшни.
— Всё так плохо?
— Увидишь сам. Утром увидишь.