– …туман не стоит жабьей мочи, – бормотал захмелевший Джеб. – Жрать, конечно, нельзя – вывернет! – а лучше пить. С питья похрипишь, покашляешь – и что? А ничего… Дождик, тот хуже… дождик, фря, к глазам не допускай – гляделки выльет… Ну, на этот случай маска есть со всякими затычками… чтоб в задницу, значит, не попало или там в ноздрю… А когда будешь по веревке спускаться, держи наготове топорик, хваталки обрубать… Тага, дед мой, говорил, хваталки бывают или когтистые, или липучие… вцепятся, фря, не отдерешь…
Эти советы Дарт уже слушал вполуха – туман и дождик его не страшили и лезть по веревке в шахту он не собирался. Добраться бы до Голема и активировать скафандр… Что для скафандра дожди и туманы? А ничего… Не больше, фря, чем всякие хваталки для дисперсоров ираза…
Он размышлял о том, что молнии, сразившие в полете Марианну, предназначались не маргарам, не обитателям Диска, а гостям из космоса. Не случается молний и трясения земли, ежели вскрыть дыру осторожно, сказал Джеб. Молнии – последствие камнепада, затопления или пожарища… То есть природных катаклизмов, какие бывают даже в этом стабильном мире, катастроф, вскрывающих хранилище. Сильный удар, высокая температура, лучевое воздействие… Причиной может стать естественный процесс – обвалы в горах, лесные пожары – или вторжение космических гостей. Бесцеремонных гостей с мощным оружием вроде дисперсора…
– …сожжет его, фря, – пробубнил Джеб, с пьяной жалостью посматривая на Дарта. – Ох, сожжет! Потому как будет один… Где ж это видано, чтоб одному идти? Только шира такое придумает… шира да наши старейшие, чтоб их червь водяной объел… Им-то что? Им ничего… Они в Долинах сидят, в безопасности…
– Может, и не сожжет, – отозвался Глинт, колыхнув брюхом. – Может, перемелет. А может, вылезет жив-здоров. Было такое с Вакой. Правда, в старые времена. Может, врут, а может, удачливый был…
– Врут! – рыкнул Птоз. – Много врут о старом времени – мол, и плоды были слаще, и реки текли в Срединный океан… Кто ж такому поверит? А никто! Истину Джеб сказал… плесни-ка мне, брат, еще… истину: где ж это видано, чтоб одному идти?
Лица их разом помрачнели, и Дарт заметил, что все, даже неугомонный Джеб, стараются не смотреть на него. Маргары ходят группой, мелькнула мысль. Идет команда – чтоб помощь оказать, обойти ловушку, в которую попал товарищ, вынести покалеченного… И группы, должно быть, немалые, если в последнем балата, в Потоке Орбрасс, недосчитались восьмерых… А может, девятерых – если Птоз не соврал про своего безногого предка.
Дарт улыбнулся, постаравшись, чтобы усмешка выглядела дружелюбной, а не презрительной.
– Значит, поодиночке не ходят? Ну так в чем вопрос? Пойдем вместе. Пусть нас всех и перемелет, тысяча чертей!
Три пары глаз уставились на миски и кувшины.
– Не-ет, – протянул Глинт, – такого, брат, не проси. Конечно, мы потомственные маргары… Конечно, не забыли славу предков… Конечно, поят нас и кормят в честь нее… Но сами мы… как бы сказать…
– Слегка отяжелели, – закончил Джеб, хлопнув Глинта по отвислому животу. – Мы, фря, по дырам не лазали, как наши отцы и деды. Мы без бхо проживем, а кто не проживет, того и бери в напарники. Старейшего Оити или сынка его Ренхо… Ты, брат, пойми и не держи обиды… У каждого, брат, должно быть в мире свое место, и наше место – здесь, а не в дыре.
– Я понимаю и не обижаюсь, – ответил Дарт, протягивая кружку. Джеб наполнил ее, разлил остальным и потряс пустой флягой.
Обиды в самом деле были неуместны. Он не нуждался в этих людях, сосавших, как пиявки, славу предков, и не испытывал к ним ни презрения, ни жалости. Если он и жалел о чем, так о словах, что вырвались и растеклись сотрясением воздуха среди объедков и пустых кувшинов. Один – за всех, и все – за одного! Ему не помнилось, когда и где впервые прозвучал такой девиз, но это не меняло сути: этот девиз был священным свидетельством дружбы, пережившей столетия, дарованной ему и внезапно приоткрывшейся частицей памяти. Здесь, среди пещерных стен и запахов пищи, витавших в воздухе, он был неуместен, и поминать святой девиз граничило со святотатством. Таким же, как сравнивать друзей, любивших его и давно смешавшихся с прахом земным, с троицей подвыпивших маргаров.
Чувство безмерного одиночества вдруг охватило Дарта, заставив усомниться, так ли уж щедр преподнесенный анхабами дар. Жизнь, конечно, великое благо, но время – великий враг! Время отделило его от живых и мертвых, похитило воспоминания и сделало чужим повсюду – и на Анхабе, и на этом планетоиде, и в других мирах, на Эйзо и Лугуте, Растезиане и Конхоруме. Возможно, и на Земле, если верить Джаннаху… А коли так, много ли счастья сулит ему вторая жизнь?
Но тут он улыбнулся, вспомнив о Констанции, и отогнал мрачные мысли.
Зеленое время кончалось, тяжесть заметно росла, и поднимавшийся с озера туман медленно вползал в долину, окутывал лиловой мглой террасы, клубился над речными водами и над мостами. Под тентом стало многолюднее; теперь, кроме ушастых, там восседал важный рами с двумя карликами-торговцами и веселилась компания девиц и молодых парней, мореходов или рыбаков, судя по долетавшим от них шуточкам. Парни уговаривали девушек прогуляться к кораблю и обещали каждой столько жизни, сколько обитает жаб под гладью озера и всех его притоков.
Даннитский напиток туманил мысли и порождал приятную истому в членах. Лица Дартовых сотрапезников покраснели, речь сделалась невнятной, однако других свидетельств недуга, о коем предупреждал Руун, не замечалось. Видно, тьо не вредил маргарам – то ли в силу регулярной тренировки, то ли из-за крепкой конституции, унаследованной вместе с привилегиями от отцов и дедов.
Джеб поднял кружку и повернулся к Дарту.
– Выпьем, брат! Может, фря, ты не вылезешь из той дыры и пьешь в последний раз… И если такое случится, пусть Элейхо будет к тебе благосклонен! Пусть сгоришь, но быстро! Пусть перемелет, но с головы, а не с ног – чтоб, значит, недолго мучиться!
– П-пусть! – поддержал Глинт и поднял кружку, но тут Птоз, нахмурившись, прогудел:
– А вот Крибу, предку моему, ногу откромсало! И это нужно помянуть! Криба – отдельно и ногу – отдельно!
– Тут хватит ровно на два поминовения, – сказал Дарт, покачивая кружкой. – Что помянем сначала, Криба или ногу?
– Криба! И пить будут все! – Птоз обвел тяжелым взглядом рыбаков, важного рами с его компаньонами и уставился на длинноухих. – Все, я сказал! Кази, тощая задница, неси кувшины!
Но джолты не собирались пить. Один из них – широкоплечий, коренастый, в зеленом кильте, подпоясанном ремнем, – поднялся и сделал странный жест: развернул уши, оттопырил их и снова скатал трубочкой. Смысл этих телодвижений был непонятен Дарту, но шея Птоза мгновенно побагровела, Глинт насупился, а Джеб подскочил, лязгнув зубами и стиснув кулаки.
– Ты! – Птоз, вцепившись правой рукой в кружку, пальцем левой ткнул в длинноухого. – Ты что? Не хочешь помянуть Криба? Криба, который был моим почтенным предком?