Авторитет говорил дело. Я и без того знала, что к покушению он не причастен — слишком дилетантская работа. Да и если бы Вишня организовал покушение, его ребята первым делом начали бы стрелять. Это куда надежнее, чем устраивать гонки а-ля Джеймс Бонд…
— Верно, — ответила я. — Так чего вы хотите от девочки?
— Поговорить хочу! — пожал плечами авторитет. — По душам. Пока она в руки Нинельки не попала…
Хитер Вишня! Прекрасно понимает — как только Машенька окажется рядом с Нинелью, тетка первым делом обработает девушку, промоет ей мозги, подскажет, как к кому относиться. Маша почти ребенок, вдобавок она наивна и совершенно не в курсе местных раскладов. Зато Нинель в курсе… Проведя всего один день под крылышком тетки, Маша будет смотреть на всех вокруг ее глазами. Кто друг, кто враг, решает Нинель Васильевна.
Я посмотрела в карие глаза авторитета. В конце концов, этот человек только что спас нам жизнь. Почему бы не дать ему шанс поладить с наследницей…
— Ладно, — сказала я. — Едем к вам.
— Не пожалеешь, обещаю, — сказал Вишня и уселся в свой «Мицубиси Паджеро».
Мы покатили в город в сопровождении эскорта. Я включила радио, чтобы послушать местные новости, но попала на волну, передающую классическую музыку. Наследница Серебряка въезжала в Тарасов в окружении джипов и под торжественное рыдание «Реквиема» Моцарта. Не знаю, какому идиоту пришло в голову поставить с утра эту музыку — может быть, дежуривший всю ночь диджей решил напоследок проявить специфическое чувство юмора… Солнце вставало над городом, и мы ехали прямо в алое пламя восхода. Маша не моргая смотрела перед собой. Какие картины грезились наследнице Серебряка, этой девочке, рожденной на зоне и выросшей в черной беспросветной нищете, воспитанной матерью, люто ненавидящей ее отца?
Кому предназначался этот «Реквием»? Не знаю и знать не хочу. Мое дело сторона. Прямо сегодня сдам наследницу на руки юристу, получу причитающийся мне гонорар и завалюсь куда-нибудь на Бали… Одно было ясно — передел империи Серебряка не за горами. Вряд ли тот же Вишня выпустит из рук вкусные активы своего покойного шефа. Никто не позволит деревенской дурочке распоряжаться миллионами Серебряка. А значит, «Реквием» звучит не напрасно.
Вишня привез нас к себе. Он проживал в двухэтажном каменном коттедже за высоченным забором. Дом авторитета располагался на окраине Тарасова. Воздух здесь был чистым. По двору бегали большие лохматые собаки — кавказские овчарки и алабаи. Один подошел к Маше и ткнулся крутолобой башкой ей в колени. Девушка едва удержалась на ногах, но ничуть не испугалась — она протянула ладошку псу, и тот, подумав, лизнул руку девушки. Маша засмеялась.
Я уже не в первый раз подумала, до чего же не похожа девушка на свою мать. Как у агрессивной психопатки Стюардессы, озлобленной на весь мир, могла вырасти такая чудесная девочка — доверчивая, ясная?
Джипы, сопровождавшие нас всю дорогу, тоже въехали во двор. Участок был впечатляющих размеров — с соснами, с деревянной банькой. Повсюду расхаживали молодые крепкие парни. Такое ощущение, что с войны вернулся князь со своей дружиной.
Жены у Вишни не было, но хозяйка все-таки имелась — статная блондинка с косой вокруг головы вышла нас встречать. Ну прямо княгиня! Взгляд у хозяйки был острый, умный, а жесткая складка у рта и морщины у глаз выдавали, что в жизни Княгине пришлось хлебнуть всякого.
Я слегка удивилась, что в половине восьмого утра женщина уже успела соорудить прическу и одеться как для выхода «в люди». Но потом вспомнила, что своим звонком перебудила всех еще час назад, и пока мы устраивали гонки по шоссе, у Княгини было время привести себя в порядок.
Женщина приветливо кивнула мне и протянула обе руки Маше:
— Здравствуй, Машенька! Я много о тебе слышала и рада познакомиться. Пойдем со мной. Тебе надо поесть и отдохнуть.
Девушка бросила на меня вопросительный взгляд. Молодец, уже соображает кое-что… Я едва заметно кивнула, и Серебрякова последовала за Княгиней в дом по высоким ступеням.
Я оглядела свою машину. Н-да, фары и задние габариты к свиньям, резину точно придется сменить, а так все, пожалуй, даже неплохо. Как представишь, чем могла кончиться наша гонка, не подоспей вовремя дикая охота Вишни…
— Ничего, — заржал авторитет, подходя ко мне. — Вот получишь гонорар за девчонку, купишь себе новую тачку.
— И старая еще побегает, — ответила я, трижды сплевывая через левое плечо. Машина у меня была новенькая — я получила ее в прошлом году после одного дела. Тогда мой старый верный «Фольксваген» сгорел дотла вместе с двумя злодеями, взявшими в заложники целую семью с малолетними детишками. Я едва сумела справиться с наемниками, которые прямо-таки мечтали добраться до кучки алмазов, получила пулю в плечо и новую машину — взамен сгоревшей…
— Хорошая девочка, — задумчиво проговорил Вишня, глядя на наследницу. — И на папашу похожа. Такие же глаза серые. И бесстрашная. Другая бы соплями захлебывалась от страха… а этой — хоть бы хны. Серебряк такой же был — ничего не боялся.
— А вы мать девочки знали? — вдруг спросила я. По моим расчетам, Вишня был одним из немногих, кто мог знать Жанну в лихие девяностые.
— Стюардессу? — напрягся авторитет. — Знал, конечно.
— Какая она была тогда?
Вишня покрутил головой, разминая затекшие мышцы толстой шеи.
— Дура была, вот что. Красивая девка, но дура. Вбила себе в голову, что она это… Мурка из песни. Ну, и вела себя соответственно. Нет бы дома сидеть, детишек рожать, она с нами ездила.
Вишня заржал, вспоминая какой-то эпизод. Покосился на меня, словно прикидывая — стоит ли говорить, потом, видно, решил, что я своя и рассказать можно.
— Чума была девка. Однажды бошку прострелила одному фраеру. Мы его в лес вывезли, покошмарить хотели. А Стюардесса за нами увязалась. Очень ей «на дело» хотелось, дуре. Мы коммерса на коленки поставили, стволом в рожу тычем, орем в три голоса. Он уже дозрел, готов был на все согласиться. И тут эта дуреха завизжала, как резаная, схватила пистолет и вскочила на капот моей тачки. А машина только из ремонта, прикинь!
Я представила холодную ночь, несчастного «коммерса», стоящего на коленях, и Жанну с развевающимися белыми волосами, с пистолетом в руках.
— А! — кричит дура. — Дайте я сама его!
И начинает стрелять. Раз, другой, третий! Прямо в башку. Кровь фонтаном, мозги веером. Мы стоим, опомниться не можем. Никто ж его валить не собирался! И тут эта Стюардесса подходит к Серебряку и смачно так целует его в губы.
— Смотри, — говорит, — любимый, я ради тебя на все способна. Представляешь картину?
Я представила. Покачала головой. Да, я и раньше знала, что Жанна — психопатка. Но чтоб такое…
— По-моему, Серебряк сам ее боялся, — понизив голос, сообщил мне Вишня. — Он прямо перекрестился, когда она его кралю кислотой облила и прочно села. Если бы не ребенок, чалилась бы Стюардесса до сих пор…