Сначала Магдалена пыталась кричать, но крики ее лишь тонули в стенах часовни. Дверь оказалась крепкой, запертой на замок и дополнительный засов. На уровне глаз в двери находилось окошко, и через равные промежутки времени в него заглядывал монах, ее тюремщик.
И вообще за эти три дня брат Якобус был ее единственным собеседником. Он приносил ей еду и питье, обеспечил одеялами, и он же выносил каждый день ведро, в которое Магдалене приходилось справлять нужду на глазах у всех архангелов и евангелистов. Перед тем как войти в часовню, Якобус каждый раз открывал окошко в двери. Магдалена садилась на одну из скамеек в пределах видимости, и только тогда он сдвигал засов. Таким образом, застать монаха врасплох, когда он входил в часовню, не представлялось возможным. И мысли о том, чтобы напасть на него после, уже в часовне, Магдалена сразу отбросила. Монах был хоть и худым, но крепким и жилистым. К тому же сбоку он всегда носил кинжал – отравленный, как думала Магдалена.
Поначалу она ограничивалась лишь тем, что обменивалась с монахом только парой слов, хотя брат Якобус постоянно пытался завязать с ней разговор. Но со временем пышная часовня начала ей надоедать. Магдалена уже наизусть знала все изображения на стенах; знала, сколько было шагов от алтаря до двери или от алтаря до раки с мощами. Единственной книгой, которой она располагала, был литургический песенник с католическими хоралами, которые Магдалена уже принялась учить наизусть.
На второй день она наконец вмешалась в бесконечные рассуждения монаха, пестрившие цитатами из Библии. Брат Якобус выслушивал ее с презрением, ненавистью и… некоторой долей почтения. Сочетание это все больше сбивало Магдалену с толку. Часто Якобус гладил ее по волосам, а в следующее мгновение снова принимался гневно расхаживать между скамьями. Магдалена каждый раз пугалась, как бы он в неожиданном приступе безумия не перерезал ей горло.
– Именно вы, женщины, привнесли в этот мир скверну! – поучал он, подняв указательный палец. – Вы надкусили яблоко, и с тех пор мы живем во грехе!
– Ну да, а Адам просто стоял и смотрел.
Магдалена не удержалась от замечания, но в следующий же миг о нем пожалела. Брат Якобус шагнул к ней и, словно спелую тыкву, обхватил ладонями ее голову, будто решил раздавить.
– Она соблазнила его, понимаешь? – проговорил он. – Адам лишь на мгновение проявил слабость. Но Господь не терпит слабости, даже мимолетной. Он всех нас наказал! Всех нас!
Магдалена снова почувствовала сладковатый аромат духов. И только сейчас за благоуханием фиалок уловила еще один запах. На нее повеял въедливый и гнилостный смрад. Все тело монаха пахло, как кусок тухлого мяса. Изо рта у брата Якобуса воняло, как из выгребной ямы, а из гнойных десен криво торчали черные пеньки. На белой тунике, которую он носил под черной рясой, проступили влажные пятна, образованные, как позже поняла Магдалена, гнойными нарывами. Она заметила также, что тонзуру монаху никто не выстригал: волосы на его макушке просто выпали.
Брат Якобус, похоже, распадался изнутри.
Магдалена припомнила, что уже видела подобные симптомы у одного генуэзского купца, который пару лет назад явился к ее отцу. Мучимый, судя по всему, ужасными болями, мужчина едва держался на ногах, волосы у него выпадали целыми клочьями, облетая с него, словно шерсть с веретена, и весь он странным образом трясся. Палач сказал, что у него французская болезнь, всучил ему склянку ртути и зелье из опиумного мака, чтобы унять боль, и отправил восвояси. Когда Магдалена спросила, выздоровеет ли торговец, отец лишь покачал головой. «Он болен уже слишком долго, – сказал он тогда. – Если повезет, то помрет прежде, чем безумие овладеет им окончательно».
Братом Якобусом тоже овладевало безумие? Магдалена все спрашивала себя, что же монах собирался с ней сделать.
Наступали мгновения, когда он нежно гладил ее по голове и чуть ли не с любовью проводил по волосам, и тогда разум его уносился прочь. В один из таких случаев брат Якобус и излил ей душу.
– Когда я был молод, я полюбил девушку, такую же, как и ты, – прошептал он. – Она была… шлюхой, и звали ее Магдаленой. Она накликала порчу на нас обоих. Я был похотливым щеголем, пьяным дураком и слонялся по Аугсбургу в вечных поисках удовольствий. Но потом Господь послал мне знамение. Он наказал меня этой болезнью, и я свалился без сил перед доминиканской церковью Святой Магдалены! – Он едва слышно хихикнул. – Святая Магдалена, что за ирония!
Смех его перешел в хриплый кашель. Прошло некоторое время, прежде чем он снова мог говорить.
– С тех пор я всю свою жизнь посвятил служению ордену. И теперь Господь посылает мне возможность искупить прошлое. Магдалена… – отдавшись воспоминаниям, он погладил девушку по щеке. – Моя Магдалена мертва. Но ты можешь исцелиться. Я изгоню из тебя демонов, как дым и зловонье из крестьянской лачуги.
Магдалена закрыла глаза. Она предоставила монаху и дальше цитировать Библию, а сама стала напряженно думать, как ей выбраться.
Положение виделось ей более чем плачевным. Дверь была неприступной, а окно – слишком маленьким. Магдалена не знала, где находилась и сколько еще людей сторожило ее, кроме монаха. К тому же она была безоружна. Примерно два дня ее возили в гробу, во время последней остановки люди вокруг говорили на швабском диалекте. Значит, она была уже за пределами Баварии? Или, может, снова где-то в Аугсбурге? А если ее увезли куда-то на корабле? Все, что она знала, это то, что находилась, скорее всего, недалеко от крупной церкви. В определенное время звенели колокола – большие, тяжелые колокола, какие может себе позволить лишь богатая община.
Магдалена в сотый раз обругала себя за глупость. И почему она никого не оповестила, прежде чем спускаться в тайное подземелье под собором?.. Якобусу и его сообщникам несказанно повезло, когда они ее схватили. Магдалена, ее отец и Симон, вероятно, напали на след большого заговора с аугсбургским епископом во главе! С дочерью палача в заложниках они теперь могли не беспокоиться, что таинственное сокровище тамплиеров попадет в чужие руки. Магдалена была уверена, что отец и Симон на все пойдут, чтобы ее освободить.
Симон…
При мысли о нем в животе приятно защекотало. Вместе они бы наверняка придумали, как выбраться из этой темницы. Больше всего Магдалену привлекал именно ум лекаря. Симон отличался сообразительностью, чувством юмора, тягой к знаниям и – что ж поделать – невыдающимся ростом.
Магдалена улыбнулась, вспомнив, сколько они вместе всего пережили. В хитроумии Симон мог посоперничать даже с ее отцом, а это о многом говорило. И загадку из крипты под церковью Святого Лоренца лекарь отгадал сам. Но потом между ними встала эта проклятая Бенедикта, благородная и чванливая баба из Ландсберга! Даже здесь, в темнице, при мысли о Симоне и Бенедикте Магдалена побагровела от гнева. Паршивец, пусть только сунется к ней!
Затем она снова вспомнила, что сейчас у нее другие заботы.
Чтобы как-то отвлечься, Магдалена еще раз прокрутила в голове вчерашний разговор с братом Якобусом. Она несколько раз спрашивала его, что же это за сокровище такое и правда ли речь шла о богатстве тамплиеров. Но монах отвечал все время уклончиво.