Когда Корделия повернулась, дверь открылась и перед ней возник Эмброуз, а за ним – сэр Джордж с биноклем на шее. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом сэр Джордж протиснулся мимо Эмброуза и подошел к кровати. Без единого слова он стоял и смотрел на свою жену; спина его напряглась. Потом он повернулся. Его лицо приняло натянутое выражение, возбуждение испарилось, кожа почти позеленела. Потом он сглотнул и приложил руку к горлу, словно его вот-вот стошнит. Корделия инстинктивно шагнула к нему и воскликнула:
– Мне жаль! Мне так жаль!
Эти слова в их напрасной банальности ужаснули ее своей бессмысленностью, лишь только она произнесла их. А потом она увидела на его лице изумление, перемешанное со страхом, и подумала: «О Боже, он думает, что я признаюсь в преступлении! Он думает, это я ее убила».
– Вы наняли меня присматривать за ней. Я приехала сюда, чтобы следить за ее безопасностью. Я не должна была оставлять ее одну, – запричитала она и заметила, что страх в его глазах исчез.
– Вы не могли это предугадать, – спокойно, почти решительно произнес сэр Джордж. – Да и я не верил, что ей грозит реальная опасность, никто не верил. К тому же она не позволила бы вам остаться с ней. Ни вам, ни кому-либо еще. Не вините себя.
– Но я знала, что мраморное изваяние пропало! Я должна была ее предупредить.
– О чем? Такого вы точно не ожидали. – Он говорил резко, словно отдавал приказ. – Не вините себя, Корделия. – Впервые он назвал ее по имени.
Эмброуз, все еще стоявший у двери, спросил:
– Она мертва?
– Сами посмотрите.
Эмброуз подошел к кровати и посмотрел на тело. Его лицо залилось румянцем. Наблюдая за ним, Корделия подумала, что он скорее смущен, чем шокирован. Потом он отвернулся и произнес:
– Но это невероятно! Ужасно! Ужасно! – Вдруг он бросился к смежной двери и повернул ручку. Она оказалась не заперта. Они последовали за ним в комнату Корделии и прошли в ванную. Окно, выходящее на пожарную лестницу, было открыто, как и перед ее уходом.
– Он мог выбраться через окно и спуститься по пожарной лестнице, – предположил сэр Джордж. – Лучше обыскать остров. И замок, разумеется. Сколько человек в нашем распоряжении, включая актеров, занятых в спектакле?
Эмброуз быстро прикинул все в уме.
– Около двадцати пяти актеров. Нас шестеро, включая Олдфилда. Не знаю, будет ли какой-то прок от Уиттингема.
– Этого достаточно, чтобы разделиться на четыре поисковых отряда: один – чтобы обыскать замок, еще три – прочесать остров. Следует выработать какую-то систему. Нужно сейчас же позвонить в полицию. А я организую людей.
Корделия представила себе, какой беспорядок устроит толпа из тридцати человек, рыщущих по дому и острову, и сказала:
– Мы ни к чему не должны прикасаться. Обе комнаты следует запереть. Зря вы трогали дверную ручку. И, уж конечно, не стоит сюда никого пускать. Что касается поисков, не лучше ли подождать полицию?
Эмброуз замялся, а сэр Джордж заявил:
– Я не готов ждать. Это невозможно. Это невозможно, Горриндж! – В его голосе слышалась ярость, во взгляде горело безумие.
Эмброуз попытался его успокоить.
– Разумеется, нет.
– Где Олдфилд? – спросил сэр Джордж.
– В своем доме, надо полагать. Рядом с конюшней.
– Я попрошу его разобраться наконец с обедом и начать патрулировать Ла-Манш отсюда до Спимута. Таким образом мы предупредим любой побег. А потом я присоединюсь к вам в театре. Лучше предупредить людей, что потребуется их помощь. – С этими словами он ушел.
– Лучше пусть хоть чем-то займется, – сказал Эмброуз. – К тому же не думаю, что они могут как-то навредить.
Корделия недоумевала, что сделает Олдфилд, если заметит лодку, которая готовится отплыть от острова. Возьмет ее на абордаж и в одиночку нападет на убийцу? Неужели Эмброуз или сэр Джордж всерьез рассчитывают найти злоумышленника на Корси? Разумеется, значение окровавленной руки не могло от них ускользнуть.
Они вместе проверили дверь комнаты Корделии, выходящую в коридор. Она была заперта изнутри, и ключ до сих пор торчал в замке. Значит, убийца не мог сбежать этим путем. Потом они закрыли смежную дверь, заперли комнату Клариссы, и Эмброуз положил ключ в карман.
– А дубликаты есть? – спросила Корделия.
– Нет, ни одного. Ключи от свободной спальни были потеряны, когда я получил замок в наследство, и я так и не сделал новые. В любом случае это было бы нелегко. Замки достаточно сложные, это ключи-оригиналы.
Отвернувшись от двери, они услышали шаги, и из-за угла галереи показалась Толли. Поприветствовав их легким кивком, она направилась к двери Клариссы и постучала. Сердце Корделии заколотилось в груди. Она бросила взгляд на Эмброуза, но тот словно лишился дара речи. Толли постучала еще раз, на этот раз громче, потом повернулась к Корделии.
– Я думала, вы должны были разбудить ее в два сорок пять. Ей следовало поручить это мне.
– Вам нельзя заходить. Она мертва. Убита, – произнесла Корделия одними губами, распухшими и высохшими настолько, что они, казалось, вот-вот растрескаются.
Толли повернулась и снова постучала.
– Она опоздает. Мне нужно войти. Она не может обойтись без меня перед спектаклем.
Эмброуз шагнул вперед. На мгновение Корделия подумала, что он положит руку на плечо Толли, но его рука безвольно повисла.
– Не будет никакого спектакля. Мисс Лайл мертва. Ее убили, – сказал он неестественно грубым голосом. – Я как раз собираюсь звонить в полицию. До их приезда никто не должен входить в комнату.
На этот раз она поняла, повернулась и посмотрела ему в глаза. На ее лице не отразилось никаких эмоций, но она так побледнела, что Корделии показалось, будто она вот-вот упадет в обморок. Она схватила ее за руку, но, почувствовав, что Толли содрогнулась в приступе отторжения, почти отвращения (в этом сомневаться не приходилось), словно ее ударили по лицу, быстро отпустила ее.
– А мальчик… мальчик знает? – спросила Толли.
– Саймон? Пока нет. Никто не знает, кроме сэра Джорджа. Мы только что обнаружили тело. – В его голосе слышалось раздражение и нетерпение, как у слуги, который явно перетрудился.
Корделия не удивилась бы, если бы он заявил, что не может за всем уследить. Толли буравила его взглядом.
– Будьте с ним поласковее, сэр, когда сообщите новость. Для него это будет большим ударом, – произнесла она.
– Это удар для всех нас, – отрезал Эмброуз.
– Для одного из нас определенно нет, сэр. – Она повернулась и покинула их, не сказав больше ни слова.
– Удивительная женщина! Я никогда не понимал ее. Думаю, что Кларисса тоже. И откуда эта внезапная забота о Саймоне? Она никогда особенно не интересовалась жизнью юноши. Что ж, лучше нам позвонить в полицию.