– Я хотела бы съездить в Спимут сегодня днем. Я хочу покинуть остров.

– Кто же этого не хочет, мисс Грей?

– Это же возможно? Мне не нужно спрашивать разрешения? То есть вы не можете запретить мне ходить туда, куда мне хочется, если только не арестуете меня?

– Вы, несомненно, посоветовали бы своим клиентам, если бы они у вас были, избрать именно такую линию поведения. И были бы совершенно правы, – ответил он. – Мы не можем вас остановить. Но вы должны быть в Спимуте завтра в два часа дня на дознании. Много времени это не займет, чистая формальность. Мы попросим об отсрочке. Но именно вы нашли тело. И вы были последней, кто видел мисс Лайл живой. Коронер потребует вашего присутствия.

Корделия задумалась, стоит ли расценивать это как угрозу. Потом сказала:

– Я приеду.

Он поднял голову и произнес так тихо, что она почти поверила в его искренность:

– Желаю вам хорошо провести время в Спимуте, мисс Грей. Приятного дня.

Глава тридцать девятая

Только в двенадцать тридцать ее отпустили. Присоединившись к остальным гостям, которые сидели на террасе и пили предобеденный херес, она узнала, что Олдфилд уже отправился на материк за почтой и продуктами. Эмброуз ждал посылку с книгами из лондонской библиотеки. Корделия спросила, может ли она заказать судно «Шируотер» на два часа, и он согласился, не проявляя особого любопытства, и поинтересовался лишь, нужно ли будет доставить ее назад. Корделия попросила подать судно к пристани Спимута в шесть чесов вечера.

Ей не особенно хотелось обедать, как, судя по всему, и остальным. Миссис Мунтер подала холодные закуски, и еда оказалась чересчур обильной. В основном это были остатки угощений для несостоявшейся вечеринки в той сервировке, которая скорее отбивала аппетит. Удивительно, подумала Корделия, что она вообще сочла необходимым об этом позаботиться. Никто не говорил о ней с тех пор, как нашли тело ее супруга. Ее тоже допросила полиция, но бо2льшую часть утра она провела, сидя в одиночестве в своей комнате или тихо перемещаясь между подсобкой и гостиной, никем не замеченная. Корделия сомневалась, что Эмброуз переживал за нее. Всех остальных ее состояние тем более не волновало. Перед отъездом Корделия решила спросить, не нужно ли ей чего-нибудь в Спимуте, однако сомневалась, что ее порыв воспримут благосклонно. В конце концов, что здесь можно было сделать? Но спросить по крайней мере следовало.

Она не захотела садиться за стол, но все же отрезала себе пару ломтиков холодной говядины и положила их на хлеб. Потом, извинившись перед Эмброузом, взяла яблоко и банан и отправилась на пляж. В мыслях Корделия уже уносилась прочь от этого клаустрофобного острова к материку. Ей казалось, что она беженка, ожидающая спасения из этой чумной колонии, где царит насилие, и отчаянно ищущая глазами лодку, которая унесет ее от запаха гниющих трупов, воплей и суматохи, от тел, распластавшихся на берегу, к безопасности и спокойствию родного дома. Материк, от которого она удалялась с такими большими надеждами всего три дня назад, теперь сиял в ее воображении всем блеском земли обетованной. Ей казалось, что часы никогда не покажут два.

Вскоре после половины второго Корделия прошла по выложенному плиткой коридору мимо кабинета к обитой сукном двери, которая, как она знала, вела в квартиру прислуги. На ней не было ни звонка, ни дверного кольца, и она стояла, не зная, как привлечь к себе внимание, пока миссис Мунтер не подошла к ней тихо сзади, прижимая к бедру корзину с бельем. Не говоря ни слова, она открыла дверь, и Корделия прошла за ней по еще более короткому коридору в гостиную, располагавшуюся справа. Как и все архитекторы Викторианской эпохи, Годвин сделал так, чтобы слуги не могли видеть хозяев независимо от того, находились ли те в доме или прогуливались, и единственное окно выходило на широкий двор с конюшней и хозяйственными постройками да очаровательную башню с часами и флюгером. Поодаль была растянута веревка с бельем, с которой свисала огромная пижама Мунтера. Зрелище показалось Корделии жалким и отталкивающим, и она отвела взгляд, словно устыдившись своего любопытства.

Сама комната была обставлена скромно, но не без удобства, однако, несмотря на затейливую простоту мебели в стиле арт-нуво, совершенно лишена характера. В углу стоял телевизор, но на тумбочке не было ни книг, ни картин, ни фотографий, ни украшений, как будто у обитателей отсутствовало прошлое, о котором стоит помнить, или настоящее, которым можно наслаждаться. Ни один посторонний человек, судя по всему, никогда не сидел тут. В комнате обнаружилось только два кресла – по одному по обе стороны от камина с изысканной кованой решеткой – и два прямых стула, поставленных друг против друга у обеденного стола.

Миссис Мунтер не предложила ей сесть, и Корделия произнесла:

– Я не собиралась вас беспокоить. Я только хотела удостовериться, что с вами все в порядке. Я скоро поеду в Спимут. Могу я для вас что-то сделать?

Миссис Мунтер резко поставила корзину с бельем на стол и принялась складывать одежду.

– Ничего. Вероятно, мы окажемся на одном катере. Я уезжаю, мисс. Я покидаю остров.

– Я знаю, как вы, должно быть, себя чувствуете. Но если вы напуганы, сегодня я могу переночевать с вами.

– Я не напугана. Чего мне бояться? Я уезжаю, только и всего. Мне никогда здесь не нравилось, а теперь, когда его нет, мне не обязательно оставаться.

– Разумеется, нет, если вы чувствуете себя именно так. Но, я уверена, мистер Горриндж не захочет, чтобы вы уезжали в спешке. Он захочет поговорить с вами. Нужно будет решить… какие-то вопросы.

– Тут не о чем разговаривать. Он был достаточно хорошим хозяином, но нуждался именно в Мунтере. Я приехала вместе с Мунтером. Теперь мы расстались.

Расстались, подумала Корделия, окончательно и навсегда. Она уловила в этих словах нотки удовлетворения, почти триумфа. А ведь пришла она в эту квартиру, чтобы успокоить вдову, испытывая сочувствие вкупе со смущением, возможно, из-за своей неопытности. Но все это оказалось излишне. Ей еще предстояло получить оставшееся жалованье, выслушать предложения о помощи, организовать похороны. Эмброуз, разумеется, пожелает заверить ее, что она может оставаться в замке сколь угодно долго. И, конечно, в дело вступит полиция: Гроган и его вездесущие эксперты в области смерти, натасканные на проявление подозрений и недоверия. Если Мунтера подтолкнули к смерти, возможно, это сделала она. Теперь, когда на острове завелся неизвестный убийца, нельзя было придумать более подходящего момента, чтобы расправиться с надоевшим супругом. Корделия не сомневалась, что, столкнувшись со столь невозмутимой вдовой, Гроган тут же внесет ее в список подозреваемых. К тому же полиция расценит столь поспешный отъезд как в высшей степени подозрительный. Она думала, следует ли сказать ей об этом, когда миссис Мунтер заговорила.

– Я уже побеседовала с полицейскими. Они не собираются меня задерживать. Они знают, где меня искать. Мистер Горриндж сам позаботится о похоронах. Меня это не касается.