– Ну?
Симон поплотнее закутался в пальто, как будто на улице похолодало.
– Я обычно привозил сюда свою первую большую любовь. Посмотреть на вид. Поцеловаться. Знаешь…
Он увидел, что Кари переминается.
– Нам больше негде было этим заниматься. А много лет спустя, когда я уже был вместе с Эльсе, я привез сюда ее. Несмотря на то, что у нас была квартира и двуспальная кровать. Это казалось таким… романтичным и невинным. Как будто я был так же влюблен, как тогда.
– Симон…
Симон повернулся и еще раз огляделся. Полицейские машины с синими мигалками, оградительные ленты, синяя «хонда-цивик» с разбитым лобовым стеклом и мертвец, лежащий под неестественным, мягко выражаясь, углом на пассажирском сиденье. Здесь было много полицейских. Слишком много. Панически много.
Патологоанатом в кои-то веки прибыл на место преступления раньше Симона. Он считал, что мужчине сломали обе ноги при ударе о машину и он залетел в салон, сломав себе шею о пассажирское сиденье. Медик посчитал довольно странным тот факт, что у погибшего не было царапин на лице и голове от столкновения с лобовым стеклом, пока Симон не поднял дробину с обивки кресла. Симон попросил также провести анализ крови с водительского сиденья, потому что ее следы не соответствовали ранам на ногах трупа.
– Значит, это он нас вызвал? – спросил Симон, кивнув в сторону Осмунда Бьёрнстада, который, размахивая руками, разговаривал с кем-то из криминалистов.
– Да, – ответила Кари. – Поскольку автомобиль зарегистрирован на Эву Морсанд, а она является одной из жертв убийцы Лофтхуса, он хотел…
– Подозреваемого.
– Простите?
– Лофтхус только подозревается в убийстве Морсанд. Кто-нибудь разговаривал об этом с Ингве Морсандом?
– Он говорит, что ничего не знает, сегодня ночью он был в отеле в Осло, а когда он видел автомобиль в последний раз, тот стоял в его гараже. Полиция Драммена считает, что в его доме произошла перестрелка. К сожалению, оттуда далеко до ближайших соседей, поэтому свидетелей нет.
Осмунд Бьёрнстад подошел к ним:
– Теперь мы знаем, кто этот парень на пассажирском сиденье. Евгений Зубов. Старый знакомый. А драмменская полиция утверждает, что в половицах застряло девять умножить на девятнадцать пуль от «люгера», рассеянных веером.
– «Узи»? – спросил Симон, приподнимая бровь.
– Как думаете, что мне сказать журналистам? – спросил Осмунд, указывая себе за спину.
Первые репортеры уже перевешивались через оградительную ленту у дороги.
– Что и всегда, – ответил Симон. – Кое-что, но ничего.
Бьёрнстад тяжело вздохнул:
– Они наседают на нас. Проклятье, мы работать не можем. Я ненавижу их!
– Они тоже делают свою работу, – сказал Симон.
– Он уже практически стал газетной звездой, вы об этом знали? – спросила Кари, когда они стояли и смотрели вслед молодому полицейскому, шедшему навстречу дождю.
– Ну, он стильный следователь, – ответил Симон.
– Я не о Бьёрнстаде. Я о Сонни Лофтхусе.
Симон обернулся и удивленно посмотрел на нее.
– Он звезда?
– Говорят, что он – современный террорист. Что он объявил войну организованной преступности и капитализму. Что он беспощадно вырубает все прогнившее в нашем обществе.
– Но он же сам преступник.
– И это придает истории дополнительный колорит. Вы что, не читаете газеты?
– Нет.
– И к телефону не подходите. Я пыталась до вас дозвониться.
– Я был занят.
– Занят? Весь город стоит на ушах из-за этих убийств, а вас нет ни в офисе, ни на месте преступления. Вы должны мною как бы руководить, Симон.
– Сообщение принято. Что ты хотела?
Кари сделала глубокий вдох:
– Я размышляла. Лофтхус – один из очень немногих взрослых людей в этой стране, у кого нет счета в банке, кредитки и жилья. Но мы знаем, что после убийства Калле Фиррисена у него достаточно наличных для того, чтобы жить в отеле.
– В «Плазе» он платил наличными.
– Вот именно. И я проверила гостиницы. Из двадцати тысяч человек, проводящих в гостиницах Осло каждую ночь, только около шестисот платят наличными.
Симон уставился на нее:
– Можешь выяснить, сколько человек из этих шестисот остановились в районе Квадратуры?
– Э-э-э, да. Вот список гостиниц. – Она вынула свернутую распечатку из кармана пиджака. – А зачем?
Симон одной рукой схватил выписку, а второй нацепил очки. Он развернул лист бумаги и стал скользить по нему глазами, просматривая адреса. Одна гостиница. Две. Три. Шесть. Во многих из них гости расплачивались наличными, особенно в дешевых. И все-таки слишком много имен. А парочки самых дешевых гостиниц здесь вообще не было.
Симон резко прервал чтение.
Дешевые.
Женщина, постучавшая в боковое окно. Свидание в машине, у крепости или… в «Бисмарке». Городской публичный дом. Прямо посреди Квадратуры.
– Я спросила зачем.
– Продолжай работать в этом направлении, а мне надо идти.
Симон направился к машине.
– Подождите! – закричала Кари и преградила ему путь. – Не уезжайте. Что происходит?
– Происходит?
– Вы тут исполняете какой-то сольный номер. Так нельзя.
Кари смахнула с лица прядь волос. Симон увидел, что она устала, как и все.
– Я не знаю, в чем тут дело, – сказала она. – То ли вы хотите спасти положение и стать героем в конце своей карьеры, то ли хотите превзойти Бьёрнстада и Крипос. Но так нельзя, Симон. Это дело слишком важное, и не надо теперь выяснять, кто из больших мальчиков дальше написает.
Симон пристально посмотрел на нее и наконец медленно кивнул:
– Наверное, ты права. Но возможно, у меня совсем другие причины поступать так, чем ты думаешь.
– Вы должны рассказать мне, что это за причины.
– Этого я не могу сделать, Кари. Ты просто должна доверять мне.
– Когда мы были у Иверсена, вы сказали, что мне следует подождать в приемной, потому что вы собираетесь нарушить правила. Я не хочу нарушать никаких правил, Симон. Я просто хочу делать свою работу. Так что если вы не расскажете мне, в чем тут дело… – Голос задрожал.
«Точно устала», – подумал Симон.
– …то мне придется пойти к другому начальнику и объяснить, что происходит.