Родионов был удивлен не на шутку — вот уж чего он никак не ожидал услышать от начальника московской уголовной полиции, так это моралистической беседы. Он неопределенно мотнул головой.
— А вы, генерал, все ли свои таланты обращаете на пользу Отечеству? Я тоже за вами наблюдал все это время. — Савелий усмехнулся. — Вы ведь тоже во власти своих страстей. Карты, женщины… Разве эти страсти не отвлекают вас от служебных обязанностей?
Генерал улыбнулся и кивнул:
— Вот-вот, Савелий Николаевич, я об том и толкую. Что я ничем не лучше вас. Так почему же я должен решать вашу судьбу? Какое я на это имею право, коли сам не без грешка? Но хочу вас предупредить: меня-то из полиции уволили, но на смену мне придет новый человек. Уж он-то наверняка возьмется за дело со рвением. И с вами миндальничать не станет. Так что мой вам совет: езжайте с богом в Европу — да переждите там годков пять, пока тут все не утрясется и не порастет бурьяном забвения. А там, глядишь, может, судьба вам что-то новенькое предложит.
Савелий с сомнением поглядел на Аристова.
— И все же, генерал, объясните — ей-богу, не возьму в толк, — отчего вы мне свободу даруете?
Аристов нахмурился.
— Ежели по чести сказать, то… Я вас уважаю, Савелий Николаевич. Уважаю вас за то, что вы такой… как бы это выразиться… очень русский человек. Удаль в вас, азарт бесшабашный, опять же, как я уже сказал, талант недюжинный. И на власти вам наплевать, точно вы соревнуетесь: кто кого осилит. Конечно, все это не дело — то, чем вы промышляете, но все равно, думаю, таким, как вы, надо долго жить — авось что-то дельное из вас и получится. Бог даст, вы еще для России послужите — на свободе-то. Ну, в самом деле, не все же вам сейфы ломать… Может, придет время, одумаетесь, возьметесь за другое, богополезное ремесло. Вот и весь мой сказ. Потому я вас и отпускаю на все четыре стороны. — Генерал выглядел усталым. — Я говорю совершенно серьезно. Вы свободны! Но эту свободу я предоставляю вам в течение ближайших двадцати четырех часов. — Генерал посмотрел на часы и добавил: — Вы уже опаздываете на поезд, но у вас достаточно времени, чтобы поступить благоразумно. Желаю успеха! — Аристов протянул руку.
В этот раз пожатие генерала оказалось крепче.
— Желаю вам удачи, Григорий Васильевич, — отозвался Савелий, все еще не решаясь поверить в столь счастливое освобождение. — Можно задать вам один вопрос?
— Прошу, не откажите в любезности.
— Что вы намерены делать после отставки?
Генерал на секунду задумался.
— Женюсь! — произнес он очень решительно и рассмеялся. — У меня на примете есть одна замечательная женщина.
Савелий улыбнулся:
— Кажется, я ее знаю!
— А что будете делать вы? — поспешил поинтересоваться генерал.
— Скорее всего, последую вашему примеру.
— А как насчет вашего… ремесла?
— С этим покончено. Уезжаю в Европу. Надолго ли — не знаю. Но хочу заметить, с моим отъездом у вашего ведомства не уменьшится хлопот.
— И что бы вы нам порекомендовали?
— Усилить бдительность.
И оба одновременно расхохотались.
Из здания полицейского участка они вышли вместе. Некоторое время генерал и медвежатник о чем-то оживленно беседовали, напоминая двух закадычных друзей, обрадованных нежданной встречей. А потом Савелий, подхватив Елизавету под руку, поспешил на перрон Александровского вокзала. Генерал, заложив руки за спину, медленно направился к поджидавшему его автомобилю. Из приказа Аристову было известно, что место начальника отделения уголовной полиции займет господин Ксенофонтов.