Жизнь здесь похожа на сон и столь же нереальна. Мэй выдернули из действительности и поместили в этот замок, чтобы она обрела покой, но за его пределами осталось дитя, о котором она обязана заботиться.
Элла не заслуживает такой участи. Она всего лишь ребенок, сбитый с толку и напуганный, а теперь еще и по-настоящему осиротевший. Кто присматривает за ней? Если бы не проклятая усталость, если бы не тяжесть в руках и ногах… А может, Элле лучше без нее? Кому нужна такая мать?
* * *
В течение нескольких недель после печально закончившейся поездки на морское побережье все в школе относились к Элле с большим вниманием и заботой. Казалось, рядом с ней люди ходят на цыпочках, как будто у нее на груди висит табличка: «Ее мать упекли в дурдом. Она осталась одна, так что нечего пялиться». На самом деле все было не так. Хейзел была очень добра к Элле, а миссис Перрингс разрешила пожить с ними, поставив в спальню дочери раскладушку. Элла не понимала, почему маму увезли со связанными руками, почему держат взаперти в больнице для умалишенных и почему ее нельзя навещать. Миссис Перрингс пыталась объяснить:
– Ей нужен покой, милая. Она пережила сильное потрясение. Вид моря напомнил ей о твоем отце и о том, что он утонул. Врачи о ней позаботятся. Твоя мама не хотела бы, чтобы ты запустила учебу. Я заходила в колледж и к канонику Форестеру. Маму навещают, делают для нее все, что нужно. Не беспокойся, мы будем забирать ее почту, а тебе купим кое-какие необходимые вещи.
Эллу интересовал только один вопрос:
– Сколько она еще там пробудет?
– До тех пор, пока врачи не решат, что она поправилась и может вернуться домой. Будь спокойна, ты на время останешься у нас, а там посмотрим, как пойдет дело.
Элле нравилось ходить в школу вместе с Хейзел, а стоило ей загрустить, как мисс Парри тотчас придумывала для нее какое-нибудь задание. Элла скучала по парку Ломбард-Гарденс и виду, что открывался из окна ее комнаты на пруд Стоу. Службы в соборе она не посещала, так как Перрингсы были методистами, и по воскресеньям Элла ходила с ними в их церковь на Тэмуорт-стрит – там никто не знал, где находится Мэй.
Дни превращались в недели, и постепенно Элла начала привыкать к жизни с новой «сестрой», ее матерью и солдатом-дядей Джорджем.
В первую субботу, которую они провели вместе с Хейзел, девочки играли у ручья в Незерстоу, и Элла вспомнила о небольшом колодце под крышей из зарослей плюща. Это место было связано со Святым Чедом, там Элла и Мэй загадывали свои сокровенные желания. Пока Хейзел занималась на фортепиано, Элла сбегала к колодцу и горячо помолилась святому, чтобы он ускорил выздоровление мамы. Почему она не возвращается домой? Не хочет видеть Эллу? Действительно ли она ей не родная дочь? Во что бы то ни стало нужно выяснить правду. И у Эллы созрел план.
– Мы пришли навестить миссис Смит, – объявила Селеста, сжимая в руке букет алых георгин. Она и каноник Форестер стояли в огромном вестибюле больницы Святого Матфея, глядя на стрелку часов, которая приближалась к трем. Зазвонил колокольчик, возвещающий о начале времени посещений.
– Она сегодня не в настроении, – предупредила сестра. – Плачет целый день – бывают у нее такие приступы. Может, хоть ваш визит ее порадует.
Селеста пришла уже в третий раз, однако общаться с Мэй ей пока не разрешали. Сейчас она твердо решила не уходить, пока собственными глазами не увидит больную. Лечебница произвела на нее впечатление; для заведения подобного рода здесь очень чисто, заметно, что больница оснащена на хорошем, современном уровне.
Они последовали за сестрой. Каноник время от времени останавливался, чтобы отдышаться, и тяжело опирался на трость. Сегодня он тоже чувствовал себя не лучшим образом, но был полон решимости сопровождать дочь.
Сестра подвела их к женщине, склонившейся над столом и занятой каким-то рукоделием.
– Миссис Смит, к вам снова посетители, – объявила сестра.
Мэй не подняла головы.
– Как твои дела, Мэй? – ласково спросил каноник Форестер.
Полностью погруженная в плетение кружев, она опять не ответила.
– Посмотри, я кое-кого к тебе привел. Узнаешь?
Каноник с улыбкой тронул ее за плечо. Селеста шагнула вперед, стараясь не выдать своего потрясения. Какой худой, бледной и постаревшей выглядит Мэй! Повстречай Селеста ее на улице, она бы прошла мимо, даже не обернувшись. Куда подевалась боевая Мэй, которая, по рассказам отца, дала отпор Гроверу, не испугавшись его угроз?
– Мэй, это я, Селеста, твоя подруга. Я вернулась из Америки.
Мэй подняла голову и пристально посмотрела на нее, сперва не узнав, а потом закрыла лицо ладонями.
– Простите, кто вы?
– Селеста, твоя подруга. Я писала тебе из Америки.
– Дочка появилась на пороге без всякого предупреждения. Мы столько лет были в разлуке, и вот она опять дома. Правда, она у меня красавица? А еще у меня есть внук, он уже совсем большой. – Каноник Форестер приставил руку к груди, показывая рост Родди, однако Селеста видела, что Мэй его не слушает.
В ее чертах сквозила какая-то отстраненность, на лбу пролегли глубокие морщины. Неужели это та самая Мэй, которая писала письма, полные жизни, и отвесила оплеуху Флорри Джессоп? Что нанесло ей такой тяжелый удар, превратило в старуху?
Мэй переводила взгляд с каноника на Селесту, по-прежнему силясь найти в их лицах что-то знакомое.
– Это было очень давно. У меня плохая память. Сожалею, что вам напрасно пришлось проделать долгий путь, – безжизненным голосом ответила она и опять склонилась над кружевом и коклюшками, как будто напрочь забыла о присутствии посетителей.
– Нет-нет, я просто обязана поблагодарить тебя за все, что ты для меня делала. – Селеста присела на стул, заставляя Мэй обратить на себя внимание. – Ты пересылала мои письма, поддерживала меня, когда мне было тяжело. Теперь я здесь, чтобы помочь тебе выздороветь. Нам столько нужно наверстать!
– Я – плохая собеседница, мэм. И не заслуживаю выздоровления.
Мэй опять отвернулась, но Селеста не намерена была сдаваться.
– Тогда позволь помочь тебе. Мы принесем все, что ты пожелаешь. Насчет дочери не волнуйся, о ней хорошо заботятся. Я виделась с ней только вчера. Настоящее сокровище. Мы хотим пригласить ее в гости на денек-другой, пусть пообщается с моим Родди. Сын очень хочет с ней познакомиться.
– Она не моя дочь.
– Разумеется, твоя. С чего вдруг тебе в голову пришла эта мысль?
– Я ей не настоящая мать и вообще не гожусь в матери.
Мэй начала плакать. К ним подошла сестра.
– Ну вот, я предупреждала. Сегодня у нее скверное настроение. Она иногда воображает себе разные вещи и расстраивается. Врачи делают все возможное…
– Вздор какой-то. Я своими глазами видела младенца у нее на руках, когда мы сидели в спасательной шлюпке. Мы вместе попали в кораблекрушение, так и познакомились. Я стольким обязана миссис Смит. Кроме того, она прекрасная мать. Все это просто ужасно… Чем мы можем помочь?