– Тогда, может быть, станешь медсестрой?
– Ни за что. Я поубиваю всех пациентов.
– Не шути со мной, юная леди! Делай, что говорят, и точка. В этом доме и без тебя достаточно таких, которые не понимали, как им повезло, – фыркала мама, бросая взгляд на каминную полку, где стояла фотокарточка.
В Ред-хаусе Родди никогда не упоминали по имени. Он играл роль безмолвного призрака, чье невидимое присутствие все ощущают. Он ослушался мать и разбил ей сердце. Намек ясен: не вздумай поступить так же, Элла!
Дом теперь полностью в ведении мамы и дяди Селвина – странный союз, если можно его так назвать. Тетя Селеста часто в разъездах, а эти двое либо препираются, либо сидят за ужином, как старые супруги. Дядя Селвин вроде бы вышел из своей скорлупы, но по-прежнему любит возиться с железяками в сарае. В один из дней, когда Элла наблюдала за ним, ей в голову и пришла блестящая мысль создавать картины из обрезков железа. Если бы только она могла придавать им нужную форму!
Когда Элла попросила Селвина обучить ее основам работы с металлом, он сперва отказался, потом не выдержал девичьего напора и уступил. Дядя Селвин велел Элле надеть защитные очки и держаться на безопасном расстоянии от летящих искр. Отливка заготовок из расплавленного металла – тяжелая, изнурительная работа, однако, если в будущем Элла собирается посвятить себя монументальной скульптуре, это отличная практика.
А потом мама вошла в гараж с кружкой чая и, увидев, чем они заняты, раскричалась на дядю Селвина. Тот, в свою очередь, рассердился, что она им помешала.
– Ради всего святого, женщина, разве ты не понимаешь, что в ребенке есть божья искра? У нее прекрасное воображение и полно творческих идей. Ничего страшного, если пару раз обожжется! Пусть узнает, что любое мало-мальски стоящее произведение дается потом и кровью. Не будь глупой, не ограничивай ее горизонты!
– Не называй меня глупой, Селвин Форестер! Я без тебя знаю, что красоты, ума и таланта у нее больше, чем у нас обоих, вместе взятых. Ты не имеешь права подвергать ее опасности. Эта работа не для девушки.
– В войну было иначе. Или ты забыла женщин, которые варили сталь и трудились на военных заводах? Мы тогда полностью от них зависели!
Элла ушла, предоставив этим двоим выяснять отношения в гараже. Хуже нет, когда мама и дядя Селвин ссорятся из-за нее. Родди сейчас отвел бы ее в сад и рассмешил. Элла по нему скучает…
Решительным шагом она направилась в свою мастерскую, нашла последний чистый лист бумаги и, пылая яростью, изобразила картину, которая возникла в голове: Селвин с искаженной физиономией склонился над паяльником, а возбужденная Элла смотрит на него из-под защитного козырька. Перед ее мысленным взором разворачивался странный образ: две фигуры, чьи руки вскинуты в отчаянии, а между ними – третья, которая отталкивает их друг от друга. Карандаш порхал в руке Эллы, пока она не выплеснула эмоции на бумагу.
Если она решит поступать в художественный колледж, приемная комиссия захочет посмотреть ее работы. Надо же когда-то начинать, так почему не прямо сейчас?
Голова Эллы пухла от идей, но перемены происходили также и с телом: оно вытягивалось, формы округлялись и приобретали изящество. Когда каждое утро Элла в числе других старшеклассниц шла по улице, юнцы, проезжавшие мимо на велосипедах в мужскую школу короля Эдуарда, свистели и подмигивали ей. Элла краснела, понимая, что они восхищаются ее фигурой и черными волосами, заплетенными в тугую косу.
Хейзел оглядывалась и хихикала.
– Ты ему понравилась, – констатировала она.
– Прекрати, – обрывала ее Элла, стараясь не выглядеть довольной, хотя личфилдские мальчишки все как один казались ей заурядными – сплошные ноги, веснушки да торчащие вихры, – ни малейшего сходства с прекрасными скульптурами Микеланджело или портретами рыцарей Круглого стола кисти Берн-Джонса. Элла задирала вверх носик, притворяясь, что не слышит свиста.
– Ты их только дразнишь, – упрекала ее подруга. – Ах, если бы Бен Гаррат хоть разочек посмотрел на меня так, как смотрит на тебя.
– Мне некогда создавать себе сложности. Я намерена стать художником. Чувства надо изливать в работе, а не растрачивать их понапрасну на прыщавых шестиклассников, – смеялась Элла.
– Что ты такое говоришь, Элла Смит! Знаю я, какую жизнь ведут художники! Взять хотя бы мисс Гарман, которая читала нам лекцию. Мама сказала, она живет в Лондоне с женатым мужчиной. Просто позор!
Хейзел такая смешная, когда строит из себя пуританку, улыбнулась Элла. В такие моменты у нее нос дергается, как у кролика.
– А, ты имеешь в виду ее любовника, скульптора Джейкоба Эпштейна.
– Она даже родила от него ребенка!
– Ну и что? У творческих людей все по-другому.
– Его скульптуры – сплошное уродство. Ты ведь не хочешь походить на него? – На личике Хейзел отразился ужас.
– Я пока не знаю, в каком жанре буду работать, – призналась Элла.
– Потише говори, если не хочешь, чтобы мисс Ходж тебя отчитала.
– Ничего страшного. Вот если бы моя мама сейчас нас слышала!.. – расхохоталась Элла. – Меня тянет заниматься искусством, а не корпеть над скучными учебниками.
– Образование никогда не помешает, как говорит мой отчим.
Мать Хейзел недавно вышла замуж за Джорджа-солдата.
– Чтобы стать художником, тоже нужно учиться, и не два часа в неделю, а все время.
– Тогда иди в художественный колледж. Кстати, там учится брат Синтии, – мечтательно вздохнула Хейзел. – Такой красавчик…
– В какой именно? Меня не отпускают из дома.
Хейзел озвучила собственные мысли Эллы.
– Ну, есть Уолсолл, Бирмингем, куча мест. Будешь ездить туда поездом.
– За обучение в колледже надо платить, а у нас дома со средствами всегда было туговато. Правда, после того как мы переехали в Ред-хаус, стало проще. Ну, и есть «корабельные» деньги.
– Что за «корабельные» деньги? – Хейзел была заинтригована.
– Чеки, что присылает социальный фонд за папу. Я однажды видела этот чек, с корабликом в углу бланка. Я бы спросила у мамы, да только не хочется лишний раз напоминать ей про отца. Я тогда была совсем маленькая, и у нас об этом не говорят, чтобы не расстраивать маму. С тех пор прошло много лет, а потом еще война и все прочее… А за твоего отца ничего не платят?
– Раньше маме выплачивали пенсию как вдове, но когда она вышла замуж за Джорджа, по-моему, платить перестали. Я буду скучать, если ты уедешь. – Хейзел схватила Эллу за руку, словно хотела удержать.
– Мы все равно останемся подругами. Будем видеться по выходным. Хотя сомневаюсь, что мне разрешат бросить школу. Надо будет поставить в известность даму из социального фонда. Она следит за всеми нашими делами, проверяет, не нарушили ли мы условия. А ты, между прочим, подала мне хорошую мысль.