– Ага! Не зависит он! Тебе так кажется, независимый ты наш, либерал-европеец! Это пока мы вам позволяем! И что ты имеешь в виду? Свои стрелялки, что ли? Бездарные стрелялки?!
Ох, ну вот, на больное, на личное…
– На моей стороне интеллектуальное и нравственное преимущество, и мне больше не о чем с тобой говорить, – высокомерно сказал Илья и плюнул.
В салфетку, конечно, не в Никиту. Я и представить себе не могла, что хорошо воспитанного Илью можно довести до того, чтобы он плевал в салфетку!
Никита машинально вытащил из голубца маленькую деревянную шпажку, но не воткнул шпажку в Илью, замер с каменным лицом (настоящий мужчина умеет сдерживать эмоции) – и, размахнувшись, швырнул в Илью голубцом.
А я заплакала.
Ирка суетилась вокруг Ильи, пытаясь вытереть ему салфеткой лицо, Илья отстранялся, намекая, что голубец на его лице – знак непримиримого противостояния либералов и консерваторов, я плакала. Я так хотела, чтобы все понравились всем, чтобы Наши Новые Родственники восхитились моими прекрасными друзьями! А мы, как мы показали себя? Мы не говорим о политике, о недвижимости, о книгах. Выпускаем злых духов из бутылки. Скандалим. Называем мои книги «женским щебетаньем». Швыряемся голубцами в томатном соусе. Плачем.
В результате этого неудачного вечера я буду сидеть с Муркиными детьми одна, всегда одна…
Наши Новые Родственники собрались уходить, не дожидаясь чая с Зимним дворцом, – у них вдруг обнаружились срочные дела, о которых они прежде не знали, спасибо за приятный вечер. И тут пришел Андрей.
– Раздевайся скорей, иди к ним… Они бросаются голубцами, – шептала я Андрею в прихожей.
– Родителям Павлика не понравились голубцы? – удивился Андрей.
Надо заметить, что Андрей не лучшее средство сгладить неловкость. Скорее, худшее. Он – естественный человек: когда хочет молчать, молчит, не замечая, что неловкость обтекает его, как волны утес, когда хочет говорить – говорит «кхе-кхе». Мы показали себя Нашим Новым Родственникам во всей красе, а сейчас будет нанесен последний штрих: Андрей мрачно намолчит на прощание.
– …Вот, – сказал Андрей, поставив на стол виски для Ильи, водку для Никиты, красное вино для Хомяка, мартини для Алены, вкусов гостей мы не знаем, но они все равно уже уходят.
…Игорь Юрьевич хлопал Андрея по плечу, приговаривая:
– Все девчонки в классе были в тебя влюблены, а ты, как дурак, не замечал…
Андрей хлопал Игоря Юрьевича по плечу молча. Обнимались, улыбались, вот как счастливо все решилось в одну минуту: мне не придется одной сидеть с Муркиными детьми!
– Мы в одном классе учились, – объяснил Андрей, как будто мы еще не поняли. – Игорь мой друг.
В моем понимании у Андрея нет друзей. Иногда в нашей жизни – ночным звонком «я попал в аварию» или телеграммой «срочно нужны деньги» – возникают люди, о которых я никогда не слышала. Андрей говорит: «Это мой друг». Для меня дружба – это вместе проживать жизнь, а для него дружба – это годами не видеться и по звонку помчаться сквозь ночь.
Воспоминания о двойках и влюбленных девочках разбудили сентиментальность во всех: злые духи спрятались обратно в бутылку, Никита разлил водку (Илье не налил), Илья сам вытер голубец с лица. И я была уверена, что мои прекрасные друзья идут по пути прощения и примирения, но не тут-то было.
«Илья, мне кажется, ты устал», – предположила Ирка, «Никита, домой!» – скомандовала Алена, и не успела я сказать: «Вы что, ребята?!», как они уже стояли в прихожей, старательно делая вид, что не видят друг друга и вежливо прощаются с хозяевами дома.
– Как ты можешь дружить с человеком диаметрально противоположных политических взглядов?… – сказала Андрею Ирка.
Алена кивнула – вот именно, КАК ТЫ МОЖЕШЬ, с человеком диаметрально противоположных взглядов?… Никита и Илья посмотрели на Андрея как на моральный ориентир.
В качестве морального ориентира Андрей сказал «кхе-кхе». Все ждали.
– Я бы не стал ссориться из-за политики, потому что… – сказал Андрей и замолчал (молчал долго, все ждали). -…Потому что я выбрал.
– Выбрал что? Европейские ценности? – подсказала Ирка.
– Он выбрал патриотизм, – ответила Алена.
– Я… кхе-кхе… выбрал человека и дружу с ним… кхе-кхе… – сказал Андрей, воплощение толерантности, либерализма и прочих европейских ценностей.
Мои прекрасные друзья разошлись на лестничной площадке: Ирка с Ильей пошли к себе, вниз, а Никита с Аленой пошли наверх. Вместо того чтобы спуститься вниз и выйти во двор. Не захотели идти вместе с Иркой – Ильей даже до их третьего этажа, а ведь у Никиты одышка.
…Обсудили с Игорем и Татой спорные вопросы, связанные со свадьбой.
По поводу слона.
Андрей сказал Игорю: «Хочешь – корми слона, а лучше отдай эти деньги в детский дом».
По поводу квартиры за миллион долларов.
Андрей сказал Игорю: «Квартиру за миллион долларов можешь засунуть себе в задницу».
Игорь согласился. Друзья детства, встречаясь взрослыми, воспроизводят свои детские отношения: Игорь много лет списывал у Андрея алгебру и привык к его авторитету в смысле цифр и расчетов.
Оказалось, Мурка все перепутала (и я тоже, от волнения): жесткая Тата владеет мягким шелковым бизнесом, а мягкий Игорь владеет жестким бизнесом, катерами и яхтами. Игорь, в дополнение к яхтам и катерам, сооснователь банка.
Андрей называет Игоря «Банкир»: в школе у Игоря было прозвище Банкир за то, что давал деньги в долг под проценты, – вот он и стал банкиром. Павлик работает с папой, но не с катерами и яхтами, а в банке…Но что означает «работает в банке с папой»? Они вдвоем ходят на работу к девяти и сидят там до пяти в нарукавниках, как диккенсовские клерки, с перепачканными чернилами пальцами? И как человек, который списывал алгебру, – не пару раз списал трудную контрольную, а всегда списывал, – стал банкиром?
Но главное, что у нас больше нет Новых Родственников. У нас есть Новые Старые Друзья!
…Не могу поверить, что мне запрещено звонить Ирке и Алене. Не могу поверить, что мне предложено сделать между ними выбор. Обе – обе! – позвонили и сказали: «Тебе придется выбрать – мы или они».
Мне не разрешено звонить им, пока не сделаю выбор между Иркой – Ильей и Аленой – Никитой?… Я даже между «куриной котлетой» и «котлетой домашней мясной» не могу сделать выбор, приходится спрашивать официанта, что вкусней, и он приносит мне стейк, который я не ем.
Ночь была мучительная. Очень хотелось позвонить – Ирке, Алене, Ирке, Алене… Выпила снотворное, от одного раза ничего не будет. Затем боролась со сном, чтобы не привыкать к снотворному. Проснулась утром с головной болью и телефоном в руке, набрала Аленин номер, затем Иркин, – очевидно, симптом, схожий с фантомной болью, ведь я знала, что звонить нельзя.