— Лара! Что-нибудь случилось?
Но Лара ничего мне не сказала и ушла, а я видела в зеркало, как она показывала полицейским какие-то бумаги, потом засунула себе в рот таблетку и запила ее водой.
Эти хлопоты смазали нам прощание. Мы погрузились в автобус озабоченные и расстроенные. Слухи ползли один нелепее другого. Кто-то рассказывал, что ночью, без сомнения, в гостинице произошло убийство, что подтверждалось ужасными криками, которые слышали многие; теща толстяка высказала предположение, что Татьяну Николаевну разоблачила итальянская разведка, а нищий негр на самом деле был американским резидентом. По дороге в аэропорт расстроенная Лара сухо попрощалась с нами и предложила собрать чаевые для Петро. Кое-кто согласился, но большинство проигнорировали это предложение, и пакетик, пущенный Ларой по кругу, вернулся почти пустым. Потом мы вышли из автобуса и стали разбирать свой багаж. Петро старательно извлекал из автобусного нутра наши чемоданы. Туристы, толкаясь, расхватывали их и бежали дальше, чтобы скорее получить информацию о вылете самолета. Я стояла в сторонке, надеясь напоследок еще подойти к Ларе. Когда багажное отделение опустело, Петро вытер руки чистым полотенцем и прошел в кабину за маленьким пылесосом. Никто из туристов не пожал ему руку, не сказал спасибо. Он постоял немного — невысокий, аккуратный, в светлой рубашке и галстуке, посмотрел в ту сторону, куда ушли все наши, и принялся за дело. Я подошла к автобусу, чтобы попрощаться с ним, но он уже закрыл за собой дверь и поднялся на второй этаж. Оттуда ему меня не было видно.
Лара тоже сухо попрощалась со мной — она была очень озабочена и огорчена. Я сказала ей несколько вежливых слов и успела дать свою карточку с московским телефоном.
Рейс наш отправился по расписанию. Всей душой уже стремившаяся в Москву, я не могла еще отойти от итальянских впечатлений, сидела, закрыв глаза, и перебирала в памяти увиденное. Мне никто не мешал предаваться воспоминаниям — в одном ряду кресел со мной теперь оказались две родственницы толстяка, а целующаяся парочка сидела далеко, в другом салоне. Я даже обрадовалась, что мне не надо будет выказывать неделикатность, обращая их внимание на услуги авиакомпании. Но когда по дороге в хвост самолета я прошла мимо них и случайно увидела их лица на фоне голубых чехлов нашего «боинга», то почувствовала, что случилось что-то невероятное. В расположенных рядом креслах теперь находились не нежные влюбленные, а совершенно чужие друг другу люди. У девушки было измученное лицо, будто она приходила в себя после тяжелой болезни. Мужчина же сидел с видом онемевшим, и на губах его застыла злая и упрямая усмешка. С возникшим у меня тяжелым чувством я прошла мимо них к своему месту и увидела потом эту парочку уже в зале прилета у паспортного контроля.
На родной земле моему нетерпению уже не было предела. Прогуляв по Италии восемь дней, теперь я не могла выстоять восемь минут — так хотелось мне поскорее увидеть своих близких. Но у трех будочек паспортного контроля выстроились огромные очереди, которые двигались своим чередом — не медленно и не быстро. И, смирившись с тем, что мне придется отстоять сколько положено, я стала развлечения ради оглядываться по сторонам. В толпе незнакомых пассажиров я различала лица наших туристов, и они теперь казались мне хорошо знакомыми, словно родными. Недалеко от меня Лиза с невозмутимым видом рассказывала своему спутнику что-то про искусство. За ними скучал гарем толстяка. Сам он, нагруженный двумя тяжелыми сумками, отдувался от напряжения. Его жена с высокомерным видом (мол, как же, приехала не из какой-нибудь дыры, из Италии!) стояла рядом, а подле торчали две одинаково мелкие головки их родственниц. Две девушки-подружки нетерпеливо переминались с ноги на ногу, как и я. Мужчина в очках стоял в очереди на несколько человек впереди меня. Его юной возлюбленной не было рядом. Сначала я подумала, что она просто потеряла из виду своего кавалера, но потом поняла, что она специально, пропустив несколько человек, встала в конец самой длинной очереди. В какой-то миг мы встретились с ней глазами, но она меня не узнала. Я опустила голову. Мне стало неловко. В ее взгляде выражалась мука, и я почувствовала себя чуть ли не участницей чужой драмы.
Потом я потеряла юную возлюбленную из виду. Встретились мы только в огромном зале выдачи багажа. Там царил хаос, разобраться в котором было под силу только аэропортовским служащим. Пассажиры метались от одного вращающегося круга с чемоданами к другому, пытаясь отыскать свой багаж. Девушка стояла отдельно от всех у стены. В руках у нее была объемная сумка на длинном ремне, и было видно, что появляющиеся будто из преисподней чемоданы ее нисколько не интересуют. Мужчина в очках, как и большинство других пассажиров, возбужденно переходил от одного круга к другому. В какой-то момент он подошел на минутку к девушке и озабоченно спросил:
— А куда обращаться, если чемодан пропадет?
Наконец на одном из табло высветился номер нашего рейса. Наши с ним чемоданы по случайности оказались недалеко друг от друга. Мы взяли их практически одновременно и устремились к выходу. Юная возлюбленная стояла отчужденно и неподвижно. У меня, как назло, раскрылся один замок, и я остановилась недалеко от нее, чтобы его застегнуть.
— Я тебе позвоню… — начал было мужчина, потянувшись к своей спутнице. Я скорее угадала эти слова, чем расслышала их в общем шуме.
Девушка смотрела невидящими глазами не на него, а куда-то вдаль. Может быть, она видела в этот момент наш красный открытый автобус и площадь Венеции в Риме с лестницей, спроектированной Микеланджело? Мужчина поставил свой чемодан и помахал перед ее лицом двумя пальцами:
— Э-эй! Ты меня слышишь? Не надо так переживать. Ты разрываешь мне сердце! Я позвоню!
Она ничего не ответила. Мужчина отвернулся и потащил к выходу вещи. Мой замок застегнулся на удивление легко, сзади напирали другие люди, и мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Юная возлюбленная так и осталась одна в стремительно пустеющем зале, зато мужчину в очках я увидела на выходе еще раз.
Он миновал узкие двери, вышел в зал ожидания и стал оглядываться по сторонам. Потом, очевидно, увидев кого-то в толпе встречающих, с бодрым видом расправил плечи и устремился в ту сторону. Я проследила за ним взглядом. Поодаль у барьера, тоже будто в некотором отчуждении, стояли двое: моложавая, ухоженная женщина в голубом брючном костюме и рядом с ней черноволосый мальчик лет восьми — точная копия мужчины в очках. Мальчик первый увидел отца и что-то возбужденно закричал, обращаясь к матери, стал дергать ее за руку и тянуть. Но женщину в этот момент, очевидно, интересовал не сам отец ее ребенка. Она напряженно вглядывалась в лица пассажиров, следующих впереди него и за ним. Скользнула она взглядом также и по мне, но видно было, что я ее не заинтересовала. Мужчина подошел к этой паре, поставил на пол чемоданы, подхватил мальчика на руки и осторожно поцеловал женщину в щеку. Мне хотелось посмотреть, что будет дальше, но в этот момент я услышала голос собственного мужа, кричавшего мне, что он здесь стоит уже битый час.
Забыв обо всем на свете, я кинулась на его призыв и на целую минуту замерла в привычных, родных объятиях. Муж стал сердитым голосом говорить, что в этой неразберихе недолго и потеряться, и он вообще не понимает, каким это чудом увидел меня в такой толпе, и что нам надо скорее идти к нашей машине, потому что он поставил ее не на стоянку, а куда-то еще, а я повисла на его плече и почувствовала себя дома. Но все-таки, выходя из зала, я вспомнила юную возлюбленную и обернулась. Недалеко от нас шла другая семья. Мужчина в очках очень суетился и на ходу вынимал из наплечной сумки какие-то сувениры для мальчика, ребенок подпрыгивал на одной ноге и забрасывал его восклицаниями, а женщина в голубом костюме отчужденно шла рядом, время от времени продолжая оглядываться, будто все надеялась кого-то отыскать. Мужчина же упорно смотрел вперед и делал вид, что ничего не замечает. И когда мы уже вышли из здания аэропорта, я увидела, что он энергично договаривается о чем-то с водителем такси, а его жена тихонько вытирает рукой щеку — то ли смахивая слезу, то ли стирая следы его поцелуя. И в этот момент она почему-то напомнила мне юную возлюбленную, сбежавшую к автобусу раньше всех от страшных Уст Истины.