Засверкали вспышки фотокамер. Семену протягивали книги с просьбой поставить на них автограф. Распорядитель умело организовал очередь, Семен размашисто расписывался на своих книгах. Его взгляд скользил по лицам читателей. Все-таки удивительно было осознавать, что это он, Семен Лодкин, заставил их всех прийти сюда, купить его новую книгу и протянуть ее для автографа! Он заслуженно пожинал плоды своего труда, было так приятно греться в лучах собственной славы.
Стоя немного в стороне, мама и бабушка с гордостью и умилением радовались успеху Семена, пытаясь скрыть счастливые слезы. Старший брат тоже не скрывал своей гордости за младшего, хотя он и пришел к писательству таким извилистым путем. Он радовался вдвойне. Хорошо изданная книга брата радовала его не меньше, чем хорошо сделанные лицо и бюст главного редактора Ларисы Павловны. Была тут какая-то неуловимая связь.
И вот, будучи на взлете, на пике успеха, Семен обнаружил, что сюжет его нового романа безнадежно буксует. Героиня обреченно ждет своего конца, у нее неизлечимая болезнь. Но если она умрет, закончится и повествование, не дойдя даже до середины. Конечно, можно выстроить сюжет про умирающую женщину. Но как раз с этой темой он справиться не мог. Что чувствует умирающий человек? Какие у него желания, если срок его жизни предопределен? Хочет ли он завершить свои дела или наоборот — бросить все и тоскливо ждать своего конца? Все то, что выходило из-под его пера, казалось ему фальшивым и ложным. Семену нужна была консультация медика, поэтому он и приехал к брату.
Только брат может помочь.
Перелистывая записи старшего брата, Семен чувствовал небольшой внутренний трепет. Может быть, это было связано с запретом Александра рыться в историях чужих страданий. А может, потому что боялся перевести проблемы клиентов Александра на себя. Эта экстрасенсорика — загадочная штука. В последнее время Семен заметил, что стал суеверным. Он, например, стал бояться числа 13, чего раньше за собой никогда не замечал. А уж если тринадцатое приходилось на пятницу, Семен вообще старался не выходить из дома. Ну и всякие черные кошки, перебегающие дорогу, чей-нибудь немигающий взгляд, сверлящий его затылок, нехорошие приметы страшно нервировали его и заставляли порой отказываться от того, что он собирался делать. Даже то, что от него ушло вдохновение, иссякла его буйная, бившая ранее ключом фантазия, он втайне списывал на чей-то сглаз, насланную на него неведомыми недругами порчу. А действительно, с чего это вдруг с ним приключилось подобное? Без темных сил тут не обошлось…
Он все собирался поговорить об этом с братом, но так пока и не решился. Открытый, общительный Сашка мгновенно становился язвительно-насмешливым, когда речь заходила о его сверхспособностях и о тех явлениях, которые не поддаются рациональному логическому объяснению. Только однажды он приоткрыл завесу над этим.
— Понимаешь, я и сам-то не очень понимаю, что это такое. Не знаю, откуда у меня это. Оно ведь не всегда со мной… Надо очень сосредоточиться, чтобы что-то началось. А то вдруг оно приходит само собой, просто так, ниоткуда, без всяких усилий с моей стороны. Я боюсь говорить об этом. Это как бы не совсем мое. Я просто проводник, медиум этой силы…
И тут же замолчал и замкнулся.
Семен встал и прошелся по «пещере», открыл незаметную дверцу в стене и увидел малиновый тяжелый плащ. Интересно… Он вытащил плащ и накинул его себе на плечи. Сашка еще нескоро вернется, можно почувствовать себя в «его шкуре», авось сгодится для какого-нибудь романа.
Действительно, он стал чувствовать себя совсем иначе. Семен снова сел за стол и на этот раз уверенно, будто и впрямь в этом плаще стал магом и чародеем, взял папку из шкафа…
Семен был прагматиком до мозга костей, и рассуждения о высших законах мироздания, о справедливости воздаяния казались ему пустым сотрясением воздуха. Ведь болезни физические и душевные — это данность, от них умирают тысячи людей. Такова страшная реальность, трагическая в своей безысходности. Какие-то методы лечения существуют. Но все равно любая тяжелая болезнь в корне меняет жизнь человека. И ему как писателю важен был этот сюжетный ход, переоценка всего, что есть у человека, то есть некий поворот, который меняет отношение к жизни. Он упрямо прорабатывал этот сюжетный ход своего романа и не видел другого варианта.
Его героиня, личность яркая и очень гордая, все свои силы отдала безответной любви и, как говорят в народе — надорвалась. Истощила свои жизненные ресурсы. Действие его романа происходило в маленьком городке, и ей, человеку публичному, долгие годы приходилось скрывать свою несчастную любовь. Когда она заметила, что у нее что-то не в порядке со здоровьем, постеснялась обратиться к врачу, чтобы не давать повод для сплетен и пересудов. Семен уже почитал в популярных изданиях материалы об онкологических заболеваниях и пришел к выводу, что, по медицинским прогнозам, его героине оставалось бы жить от силы полгода. И при этом она уже будет лишена нормальных человеческих возможностей, болезнь прикует ее к постели. И если так, то здесь-то и наступает конец повествованию. А это еще даже не середина объема, на который он рассчитывал. Ему были нужны новые идеи, впечатления, наконец. Проклятые сроки поджимали, и он уже расстался с мечтой, что сможет придумать что-нибудь сам. Было бы идеально, если бы жизнь подбросила ему какую-нибудь реальную аналогию. Он же всегда с легкостью представлял и воспроизводил жизненные ситуации, проецируя их на судьбу своих героев. Но брат отказался ему помочь, оставались только эти записи, которые, возможно, приоткроют завесу тайны, так тщательно охраняемой братом.
Семен стал перелистывать первую папку. На титульном листе указаны имя, фамилия, возраст, адрес, телефоны — домашний и мобильный. Почти его ровесница. Они могли учиться в одной школе, ездить в одни пионерские лагеря, смотреть одни и те же детские спектакли и фильмы. Где она теперь? Что с ней?
Семен пытался разобраться в словах и терминах, искаженных неразборчивым почерком брата. Да тут фиг что поймешь. «Радекс создан с погрешностями… Эгрегор (ментальный конденсат) беден и скорее носит негативный характер… Психотип неустойчив…» Абракадабра какая-то. Даже термины понять невозможно. Надо хотя бы иметь самые общие представления о нормах, чтобы понять степень отклонений.
Семен вздохнул. «Все-таки Сашка очень вредный. Ведь это не военная тайна, чтобы держать ее за семью печатями. Можно же написать книгу с позитивным концом. Тогда читатели получат надежду, народ у нас верит печатному слову. Особенно женщины, поскольку эмоционально они менее устойчивы, чем мужчины», — размышлял тонкий ценитель женской души Семен.
Он перелистывал записи, не очень представляя, чем ему это может помочь. Того, что надо — описания эмоционального состояния женщины на краю могилы, здесь не было. А ведь разные люди ведут себя по-разному. Он пытался представить этих разных — кто-то замыкался в тоске, уходил в себя и ставил крест на своей жизни, доживая последние месяцы. А кто-то устраивал скандалы своим близким, шумно бунтовал, не желая смириться с неизбежным концом.