Эвтаназия — это экзекуция, но не в смысле насилия над человеком, а экзекуция — осуществление его воли. Только надо сначала убедиться, что она совершенно свободна. Меня не пугает контраргумент сторонников иного, чем мой, стиля мышления, потому что я знаю: никогда «больные от жизни» в массовом порядке не побегут к своим врачам, чтобы те им сначала вкололи дозу наркоза, а потом дозу убийственного водного раствора соды и пенобарбитала. Воля к жизни имеет эволюционное первенство и представляет самый сильный из всех инстинктов. Люди — отнюдь не обезумевшие и идущие на массовое самоубийство леминги из компьютерных игр. Соглашусь, что правом на эвтаназию люди могут и злоупотребить. Это как с ножом: им можно нарезать хлеб, но им можно и убить. Но никому в связи с этим не придет в голову ввести запрет на использование ножей.
Неправдой является также утверждение, что эвтаназия может оказаться быстрым и дешевым способом избавления от хлопот со стариками, за которыми нужен уход. С удивлением прочитал я недавно во «Frankfurter Rundschau» статью, в которой молодой журналист, рассказывая о своей поездке в Сибирь, на северо-восток Якутии, утверждал, делая из этого сенсацию, что населяющие этот регион чукчи убивают своих стариков, как только те становятся в тягость семье. Я не мог в это поверить. И что же оказалось: действительно, такое имело место в XIX веке и было похоже на практики австралийских аборигенов. Но никто никого не убивал и тем более не делает этого сейчас, а всего лишь проявлялось уважение к воле человека на смерть.
Проблема эвтаназии будит в Польше массу разнотолков. Почти половина поляков (48 %) считает, что польское право должно разрешать безболезненно прерывать жизнь тем неизлечимо больным, страдания которых невозможно облегчить. 37 % опрошенных категорически против этого. В то же время, когда в вопросе появляется слово «эвтаназия», 48 % выступают против нее, а поддерживают только 35 %. Исследование указывает на то, что 6 % поляков вообще не знают, что означает это слово, а термин этот, согласно Центру исследования общественного мнения, во всеобщем ощущении будит негативные эмоции. Аналогично дело обстоит с искусственным поддержанием жизни больного с помощью специальной аппаратуры. Около 44 % поляков против этого, а 39 % согласны с применением таких методов. Такое почти симметричное разделение общества свидетельствует о том, что религиозность (а поляки ультрарелигиозны) здесь отнюдь не главный критерий. Как за эвтаназию, так и против нее выступают и католики, и неверующие. У католиков мнение часто является следствием неправильной интерпретации воли смерти. И если тяжелобольной человек, находящийся в здравом уме, говорит, что он хочет умереть, то религия тут же интерпретирует это так: он не может хотеть умереть, просто он просит больше любви.
Кроме того, поляки не хотят, да и не умеют говорить об умирании. В Польше тема смерти — табу. И в мыслях, и в разговорах. Большинство из нас (74 %) либо редко думает на эту тему, либо вообще не думает о ней. Поляки слишком пропитаны типично западной культурой успешного человека, который, карабкаясь вверх по карьерной лестнице, не имеет ни времени, ни желания подумать о страдании и смерти. Когда окружающий нас мир агрессивно утверждает культ здоровья, красоты и развлечений, то негоже думать о старости, а тем более о своих похоронах. Представлять себе гниющее в могиле тело — нечто с пограничья психического заболевания или маниакальной извращенности. Потребительское общество — а поляки ничем здесь не выделяются — прогнало смерть за исключением, разумеется, смерти знаменитостей. Мы и наши близкие не умрем. Смерть случается только с людьми из телевизора и с первых страниц газет. Раз они публично существовали, то пусть в наказание публично умирают. Вот такие у меня появились мысли в связи с темой эвтаназии…
Момент нашего прихода в этот мир определяет пара людей, но момент ухода мы должны иметь право определять сами или тот, кто выступает от нашего имени. Не только в этом, но и в этом тоже состоит для меня достоинство человека и его свобода.
Привет,
ЯЛ
P.S. Свободная воля — тема для меня захватывающая не только из-за противоречий, которые возникают. Если позволишь, я как-нибудь вернусь к ней в наших разговорах.
P.P.S. Завтра я уезжаю. Очень далеко. По собственной воле и с радостью на душе. Буду писать тебе…
Варшава, среда
Януш,
два года назад, когда близкий мне человек неожиданно потерял сознание и все небесные и земные знаки свидетельствовали о том, что он больше не очнется, а если даже и очнется, то обречен на «растительное существование», я вспомнила его слова: «Запомни, ты не должна допустить, чтобы я вел вегетативное существование, прежде чем умру». Мой отчим врач и прекрасно знает, что означает такое состояние. Случилось чудо, через сорок восемь часов он проснулся и очень скоро вернулся к прежней форме. Он играет в бридж, принимает пациентов, а уровень холестерина в его крови как у восемнадцатилетнего. Но я не раз задумывалась о том, чтобы было, если бы все сложилось иначе. Если бы мой мудрый отчим стал «растением»… Знаю одно: если бы у нас была разрешена эвтаназия и если бы когда-нибудь передо мной встал вопрос сделать выбор между красной кнопкой с надписью «вегетативное существование» и зеленой с надписью «смерть», то я сначала поцеловала бы руку моего отчима, а потом нажала на зеленую кнопку. В противном случае я не смогла бы смотреть ему в глаза, убеждая себя в том, что ему так лучше. Хотя он уже не выздоровеет, но еще поживет. Для нас? У меня в ушах наверняка звучал бы его вопрос: «А зачем?»
С уважением,
Малгося
Бо Валлон, остров Маэ, Сейшельские острова, четверг, вечер
Быть слепым — это само по себе трагедия. Но быть слепым на Сейшелах — это невообразимая трагедия…
Об этом месте на Земле надо говорить цветными картинками. Слов будет недостаточно. Архипелаг из ста пятнадцати островов в Индийском океане находится на четвертом градусе южной широты, всего в девяти с половиной часах полета из Франкфурта-на-Майне. Ближе всего от Сейшелов — и в этом парадокс (во всяком случае, так кажется европейцам) — на другие курорты: на Маврикий, на Мальдивы, на Мадагаскар, на сафари в Кению. Прохладно на Сейшелах — это когда температура опускается днем до 26 градусов по Цельсию. Около шестисот пятидесяти миллионов лет тому назад две континентальные плиты столкнулись друг с другом и в результате тектонического взрыва выпихнули со дна океана острова, которые иногда выступают на тысячу метров над уровнем моря. Так появился (географический) рай на земле — Сейшелы.
В 1756 году к острову Маэ причалила флотилия под предводительством бравого ирландского капитана Корнелия Николаса Морфи, прибывшего сюда по поручению (и за деньги) французского короля Людовика XV. Сразу же по прибытии он провозгласил эти острова собственностью французской короны и назвал их (историки до сих пор не могут найти рациональную причину) именем министра финансов при французском дворе, Жана Моро де Сешелля. Нет никаких документов, подтверждающих, что де Сешелль когда-либо ступал на эти земли. Весьма вероятно, что ирландец должен был таким способом расплатиться за «что-то» с министром. Но установить это могла бы только какая-нибудь (польская) комиссия [71] по вопросам Сейшелов.