— Мы к вам по довольно сложному делу. Речь идет о смерти профессора Холлингса. Как вам, вероятно, известно, некий Джеймс Паркер подал прошение на проведение судебной экспертизы причины смерти.
— Да, мне это известно. Я в свое время отговаривал мистера Паркера от этой затеи, так как причина смерти была ясна и не стоило беспокоить этим его дочь — мисс Холлингс. Но, к сожалению, мистер Паркер не последовал моему совету.
— То есть, вы уверены, что профессор умер естественной смертью.
— Да. У него было больное сердце. Он уже давно страдал от сердечной недостаточности, которая постоянно обострялась.
— Вы лечили его? — спросил Грисхэм.
— Да, он получал кардицин, один из новейших препаратов. И, кажется, он ему помогал. Во всяком случае, вначале…
— Что вы хотите этим сказать?
— Мое лечение быстро привело к улучшению состояния больного. За пару недель до этого профессор вернулся из утомительной археологической экспедиции на Ближний Восток. Он чувствовал себя нехорошо, его беспокоило сердце. Его дочь попросила меня осмотреть его. Я подтвердил диагноз моего предшественника, но имел иное мнение относительно перспектив болезни. Ведь сейчас с помощью кардицина сердечная недостаточность успешно лечится. И в случае с профессором это подтвердилось.
— Почему же вдруг все изменилось?
— К сожалению, этого я вам сказать не могу. Несколько дней назад состояние профессора вдруг резко ухудшилось. И у меня нет объяснения этому.
Арчер прилежно все записывал, в то время как его начальник внимательно смотрел доктору в глаза.
Неожиданно он поменял тему:
— Правда, что у вас хорошие отношения с мисс Холлингс?
— Не знаю, какое это имеет отношение к делу, — неприятно удивился Томас. — При всем уважении, моя личная жизнь вас не касается.
— Вы подумываете о женитьбе? — продолжал Грисхэм как ни в чем не бывало. — Пожалуйста, ответьте на мои вопросы, доктор О’Шейн.
— Ну, вообще-то да. Я люблю Розу и хотел бы на ней жениться. Но я не понимаю, какое это имеет отношение к смерти ее отца.
— Ну, что ж, придется вам объяснить. У нас есть сведения, согласно которым вы довольно смело экспериментировали с лекарством профессора. Как нам стало известно, дела с практикой у вас идут неважно. Кроме того, вам пришлось взять на себя долги вашего предшественника, а это только усугубило ваше положение…
— К чему вы клоните? — Томас вскочил со стула. — Вы не могли бы прямо сказать, чего от меня хотите?
Инспектор также встал, преградил молодому врачу дорогу и спокойно объявил:
— В результате судебно-медицинской экспертизы было установлено, что в теле покойного присутствуют следы кардицина в весьма высоких дозах. И как говорят наши эксперты, этот медикамент в высоких дозах оказывает на больного прямо противоположное действие. То есть в руках человека, преследующего определенную цель, он становится смертельным оружием. Я спрашиваю вас, доктор О’Шейн, кто, по вашему мнению, мог бы совершить подобный поступок?
— Уж не хотите ли вы сказать, что профессор был убит? Но это совершенно невозможно! Я прописал ему медикамент и следил за тем, чтобы не произошло передозировки.
— Я далек от мысли подвергать сомнению вашу квалификацию как врача, но не могло ли получиться так, что вы в поисках правильной дозировки… скажем так, несколько промахнулись?
— Нет, ни в коем случае! Даже если бы я один раз дал чуть больше, то это не привело бы к таким последствиям.
— А кто-то еще имел доступ к медикаменту?
— Только дочь. Я следил за тем, чтобы мои предписания строго выполнялись. Насколько мне известно, профессор никогда сам не использовал медикамент. А его дочь настолько же надежна, как и я.
Грисхэм обменялся многозначительным взглядом с ассистентом и подвел итог:
— То есть согласно вашим показаниям исключено, что третье лицо может нести ответственность за передозировку. Или что профессор сам принял лекарства не в той дозе.
И когда он не услышал от доктора О’Шейна возражений, то кивнул и объявил:
— Тогда, к сожалению, вам придется поехать с нами в Лондон.
— В Лондон, но что…
— Я вынужден временно взять вас под стражу. Факты против вас. Все говорит о том, что предположения, высказанные против вас, не беспочвенны.
Он положил руку на плечо Томасу, но тот сбросил ее и закричал:
— Да как вы смете! Я ни в чем не виноват и не вижу причин, по которым вы можете объявить меня подозреваемым!
— Арчер… — инспектор кивнул своему помощнику, после чего тот достал из кармана наручники. Увидев их, Томас взял себя в руки:
— Хорошо, хорошо… Я поеду с вами. Но я хотел бы дать кое-какие указания моей помощнице. Можно?
— Извольте, но только поскорее. Последний поезд в Лондон отправляется через полчаса.
* * *
— О, мисс Холлингс, это было ужасно! Эти джентльмены! Они ни на секунду не сводили глаз с рук бедного доктора О’Шейна. Наверняка мы никогда больше не увидим его! — Мэнди отчаянно рыдала, утирая слезы носовым платком. Роза смотрела на нее, не веря своим ушам.
— Ты совершенно точно уверена, что эти господа были из Скотленд-Ярда? — еще раз строго спросила она девушку.
— Конечно! Они же показали мне свои удостоверения. Как же я испугалась! Что теперь будет? Я имею в виду, с бедным доктором О’Шейном? И со здешними людьми, которые остались без врача?
— Сейчас и я этого не знаю. Но я благодарна тебе, что ты сразу пришла ко мне. Я попытаюсь поговорить с доктором. Завтра же утром я поеду в Лондон.
— Я бы не стал этого делать, — вдруг раздался голос Джеймса Паркера, как оказалось, все это время стоявшего в дверях. Он подошел ближе и сказал: — Я уже поговорил вчера вечером с людьми из Скотленд-Ярда. Улики против доктора О’Шейна, к сожалению, слишком серьезные. Уже нет сомнений в том, что именно он виноват в смерти профессора.
— Нет! — закричала Роза. — Не может быть! Я знаю Томаса. Он врач от бога. Никогда он не стал бы преднамеренно…
— Этого никто и не утверждает, — терпеливо возразил Джеймс. — В Скотленд-Ярде исходят из того, что он просто допустил ошибку в дозировке медикаментов.
Роза не поверила. Она стал нервно ходить по комнате, забыв на время о присутствии Паркера. Тот вновь напомнил о себе:
— Вам не следует вмешиваться в полицейское расследование, мисс Холлингс! Вы предстанете в невыгодном свете, если начнете защищать человека, у которого на совести смерть вашего отца.
— Вы прекрасно знаете, что это неправда, и тем не менее все время повторяете одно и то же! Завтра же первым поездом я поеду в Лондон. И никто меня не остановит!
— Если вы настолько упрямы, то мне придется посвятить вас в некоторые некрасивые детали, — Паркер подошел вплотную к Розе. — Я хотел промолчать об этом, но вы заставляете меня открыть вам глаза.