Очевидно, главное достоинство гостиницы заключалось в ее местоположении, а не в художественном оформлении или архитектурном стиле.
Подъезжая к главному входу, я заметила снаружи только две машины: красный «понтиак-гранд-ам» с алабамскими номерами и синий «форд-таурус» с номерами Северной Каролины. Машины были припаркованы перед номерами два и семь.
Когда я прошла мимо скелета, он издал протяжный стон, а потом – визгливый механический хохот. Я могла лишь гадать, как часто Примроуз приходилось терпеть это представление.
Вестибюль гостиницы выглядел точно так же, как в «Доме на холме». Колокольчики, подвешенные на входной двери, цветастые ситцевые занавески, отделка из узловатой сосны. Табличка на стене уведомляла, что владельцы гостиницы – Ральф и Бренда Стовер. С регистрационной стойки ухмылялся еще один фонарь-тыква.
По соседству с тыквой сидел мужчина в футболке с логотипом «Редскинс» [71] и лениво листал журнал «Мир компьютеров». Когда звон колокольчиков возвестил о моем прибытии, он поднял голову и издалека приветствовал меня улыбкой. Я заключила, что это и есть Ральф.
– Чем могу помочь?
Волосы у Ральфа светлые, редеющие, а розовое лицо лоснилось, точно натертое воском.
– Доктор Темпе Бреннан, – представилась я, протягивая руку.
– Ральф Стовер.
Мы обменялись рукопожатием, и медицинский браслет на его руке зазвенел не хуже дверных колокольчиков.
– Друг Примроуз Хоббс, – добавила я.
– Вот как?
– Последние две недели миссис Хоббс живет в вашей гостинице.
– Совершенно верно.
– Она участвует в расследовании крушения самолета.
– Я знаю миссис Хоббс. – Улыбка Ральфа не изменилась.
– Она сейчас у себя?
– Могу позвонить ей в номер, если желаете.
– Да, будьте добры.
Он набрал цифры, послушал гудки и положил трубку.
– Миссис Хоббс не отвечает. Хотите ей что-нибудь передать?
– Насколько я понимаю, она не выехала из гостиницы?
– Да, номер по-прежнему за ней.
– Вы сегодня видели ее?
– Нет.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Я не в состоянии отслеживать перемещения всех наших постояльцев.
– Миссис Хоббс с понедельника не появлялась на работе, и я беспокоюсь за нее. Не могли бы вы сказать, в каком номере она живет?
– Сожалею, но нет. – Он улыбнулся еще шире. – Такова политика гостиницы.
– Она могла заболеть.
– Об этом сообщила бы горничная.
Ральф был вежлив, как полицейский, остановивший машину для проверки. Что ж, ладно. Я могу быть сверхвежлива.
– Это в самом деле очень важно. – Я легонько положила руку на запястье Ральфа и заглянула ему в глаза. – Можете сказать, на какой машине ездит миссис Хоббс, чтобы я проверила, стоит ли ее машина у вас на стоянке?
– Не могу.
– Можем мы подняться к ней в номер вместе?
– Нет.
– Может быть, вы подниметесь, а я подожду здесь?
– Нет, мэм.
Я убрала руку и попробовала другую тактику.
– Быть может, миссис Стовер припомнит, когда она в последний раз видела миссис Хоббс?
Ральф сцепил пальцы и положил руки поверх журнала. На ярко-розовой, точно крем от ожогов, коже отчетливо выделялись светлые жесткие волоски.
– Вы задаете те же вопросы, которые уже задавали другие, и мы с женой дадим вам те же ответы. Без официального ордера мы не допускаем посторонних в номера и не разглашаем информации о постояльцах. – Голос его звучал гладко, словно смазанный маслом.
– Кто эти другие?
Ральф издал долгий терпеливый вздох.
– Могу я еще чем-нибудь вам помочь?
В моем голосе зазвенела сталь отточенного скальпеля.
– Если с Примроуз Хоббс из-за вашей политики случится беда, вы пожалеете о том дне, когда отправились на курсы управления гостиницей.
Глаза Ральфа Стовера сузились, но улыбка держалась стойко.
Я достала из сумочки визитку и нацарапала внизу номер своего мобильника.
– Если вдруг передумаете – звоните.
А потом развернулась и зашагала к двери.
– Хорошего дня, мэм.
За моей спиной зашуршали страницы журнала, звякнул медицинский браслет.
Дав полный газ, я вылетела с парковки, помчалась по шоссе и через полсотни ярдов к северу свернула на обочину. Если я хоть что-нибудь понимаю в людях, любопытство погонит Стовера в номер Примроуз. И он наверняка отправится туда немедленно.
Торопливо заперев машину, я сломя голову рванула назад и, домчавшись до поворота к «Ривербэнк инн», нырнула в лес. А после пробиралась вперед параллельно гравийной дороге до того места, откуда хорошо была видна гостиница.
Интуиция не подвела. Ральф как раз подходил к двери номера четыре. Он огляделся по сторонам, отпер дверь и проскользнул внутрь.
Время тянулось. Пять минут. Десять. Я успела отдышаться. Небо потемнело, поднялся ветер. Сосны над головой выгибались и приседали, словно балерины, исполняющие экзерсис на пуантах.
Я думала о Примроуз. Мы знакомы уже много лет, но я почти ничего не знала о ней самой. Только что она была замужем, развелась, что у нее есть сын. Помимо этого, личная жизнь Примроуз была для меня тайной за семью печатями. Отчего так вышло? Сама она не хотела рассказывать о себе или у меня никогда не возникало желания расспрашивать? Быть может, я видела в Примроуз лишь «обслуживающий персонал» – одного из тех, кто постоянно трудится рядом, отправляет нашу почту, печатает наши отчеты, убирает до блеска наши дома, между тем как мы живем собственной жизнью и даже не подозреваем, что у них тоже есть своя?
Может, и так. И все же я знала Примроуз Хоббс достаточно хорошо, чтобы быть уверенной в одном: никогда и ни за что она по собственной воле не бросила бы незаконченную работу.
Я ждала. Из лиловой, как баклажан, тучи хлестнула молния, озарив ее грозовое нутро слепящей плетью мощностью в миллион ватт. Зарокотал гром. Буря неумолимо приближалась.
Наконец Стовер вышел, захлопнул дверь, повернул ручку и поспешил по дорожке к главному входу. Едва он благополучно скрылся в вестибюле, я двинулась к номеру – кружным путем, с оглядкой, то и дело прячась за деревья. С одной стороны протянулась задняя стена гостиницы, с другой – река, в просвете между ним росли деревья. Я пробралась к месту, которое, по моим прикидкам, было как раз напротив номера четыре, остановилась и прислушалась.