Охрана!
В центре зала, за накрытым столом, в полнейшем одиночестве сидел Кирьян. Заметив Сарычева, он слегка приподнял руку, после чего взял гроздь винограда и принялся сосредоточенно отщипывать черные ягодки одну за другой, сплевывая косточки на плоское блюдо.
— А ты сдал малость, — не то огорчился, не то констатировал Кирьян, когда Игнат сел на стул напротив. — Вон седой волос из виска полез.
— Работа у меня нервная. Такую падаль, как ты, по углам вылавливать знаешь сколько здоровья уходит.
Сарычев с интересом следил за руками жигана. Тому ничего не стоило отбросить в сторону гроздь винограда и метнуть лежавший рядом нож в начальника уголовного розыска. Но нет, не проронив ни слова, доел ягодки до конца, затем, отбросив голую ветку, проговорил жестковато:
— А у тебя дурные манеры, начальник… Разве я говорил тебе плохие слова? — И, поиграв желваками на скулах, продолжил: — Вот видишь… Ты бы не кипятился понапрасну, поел бы вон фруктов. Разговор-то у нас непростой будет. Да вытащи ты наконец свою пушку из-за пояса, не собираюсь я тебя сегодня на куски резать.
Сарычев ухмыльнулся, но наган вытащил и небрежно сунул его в карман галифе.
— Так о чем поговорить хотел?
— Узнавал я о тебе, начальник, — в голосе Курахина появились уважительные нотки. — Крепок ты! Вон как на питерских жиганов насел! Не одну их сотню в лагеря запер, о тебе до сих пор в Питере легенды слагают. Так что не случайно тебя сюда перевели. И счет к тебе у многих немалый имеется, так что не удивлюсь, если однажды тебе перышком печенку расковыряют.
Сарычев заметно напрягся:
— Я что-то не пойму тебя, Кирьян, ты предложил встретиться, чтобы попугать меня? Так этого не надо. Я уже пуганый, и не таким птицам, как ты, перья выщипывал.
— Разве тебя можно чем-нибудь запугать? Ты же у нас вообще без нервов. Я успел убедиться. Ловко ты нас тогда переиграл, кто бы мог подумать. Всех вокруг пальца обвел, даже мадам Трегубову, а она ведь у нас женщина с острым нюхом. Но только не меня, я тогда сразу почувствовал, что от тебя «мусором» потягивает. На жигана ты походил, слов нет, но не было в тебе шика! Сложись твоя судьба иначе, так, может быть, из тебя знатный жиган получился бы, глядишь, в одной малине бы заправляли.
— Чего хочешь? — жестко спросил Сарычев. — Если у тебя дел нет, так у меня их по горло!
Жиган лишь усмехнулся:
— А нервишки-то у тебя все-таки есть. Оно и понятно, как их не поистреплешь с такой работенкой! А сказать я тебе вот что хотел. Дарью верни. А не то я старушку твоего дружка частями в уголовку пришлю.
— Что, заскучал? — участливо поинтересовался Сарычев, словно не обратив на угрозы жигана внимания.
— Есть такое дело, — серьезно отвечал Кирьян, не отводя глаз в сторону.
— Настоящая любовь проверяется разлукой. Может быть, и встретитесь, если тебя раньше не пристрелят.
Усмешка у Сарычева получилась злой. Он помолчал и решительно сказал:
— Хорошо… Дарью ты получишь. — Кирьян качнул головой, давая понять, что и не сомневался в подобном исходе встречи, и вновь выжидательно уставился на Сарычева. — Но сам понимаешь, она взята под стражу, и просто так освободить ее я не могу. Должно быть соответствующее предписание. Но получить его тоже невозможно, прокурор его не даст. Твоя подруга замарана! Ее ждет суд. Я даже затрудняюсь сказать, что здесь можно придумать.
— А ты подумай, — не повышая голоса, посоветовал Курахин.
— Надо сделать так, чтобы все произошло как можно более естественно. Предположим, побег!.. Что ты на это скажешь?
— Мне все равно, как это может случиться, важно, чтобы Дашка была рядом со мной.
— Хорошо, ты ее получишь. Скажем… На Гончарной тебя устроит?
— Нет, — мгновенно ответил Кирьян. — Давай в Спасоболвановском переулке.
Игнат по достоинству оценил хитрость жигана. Эта часть Замоскворечья была одна из самых запутанных, дома хаотично наползали друг на друга. Сориентироваться здесь мог только человек, который очень хорошо знал эти глуховатые места. Да и вокзалы отсюда недалеко…
В этом районе Курахин мог чувствовать себя так же вольготно, как зубастая щука среди стайки пескарей.
Сарычев задумался. Впрочем, почему бы и не попробовать.
— Хорошо, договорились. Давай обсудим детали…
* * *
— Почто же честь мне такая, Кирьян? — подивился бродяга, принимая угощение из рук жигана.
Вон сколько на Хитровке бродяг вертится, а, однако, Кирьян выделил именно его. Сподобился.
— Давай, давай глотай, Грош, — подбодрил его Курахин.
— Твое почтеньице, Кирьян, — произнес бродяга и в три больших глотка проглотил водку.
— Ну, как, хорошо? — серьезно поинтересовался жиган, посмотрев на бродягу.
— Пробрала… — честно признался бродяга. — Сначала внутрях прожгло, а потом в башку шибануло, — поделился он ощущениями.
— Значит, вкусна, проклятущая? — с чувством поинтересовался Кирьян.
— Не то слово…
— А ты не робей, наливай еще, — подвинул жиган бутылку водки поближе к бродяге.
Вот ведь привалило счастье! — жиган приветил, водочкой вкусной угостил. Закуски не пожалел «для не помнящего родства».
Собственно, кто он для жигана? Так, обыкновенный босяк, перекати-поле, а тем не менее уважил, за стол с собой посадил, водочки из собственных рук преподнес.
По обе стороны от Кирьяна сидели Степан с Макеем. Участия в разговоре почти не принимали, лишь иной раз похмыкивали на слова пахана. Жиганы все более налегали на селедочку с луком. А мадам Трегубова, будто заправская официантка, подносила уважаемым гостям очередную закуску. С Хитровки она съехала и теперь без конца меняла квартиры, опасаясь облав.
Большую часть своих драгоценностей ей удалось переправить в Прагу. Ходил слушок, что она намеревается и сама отбыть за границу. Благо, что тропка уже была проторена таким количеством золота, что его запросто хватило бы, чтобы вымостить им всю Красную площадь. Под кроватью у мадам Трегубовой, в небольшом потертом чемоданчике, лежали оставшиеся накопления, и она время от времени ревниво бросала короткие взгляды в ту сторону.
Грош выпил еще одну стопку и почувствовал, что изрядно захмелел. Так хорошо он не чувствовал себя давно.
— Я справедливый человек? — неожиданно спросил Кирьян, посмотрев на бродягу.
— А то, Кирьян! — оживился Грош. — Да более справедливого человека, чем ты, по всей Москве не встретишь. Ты для нас что отец родной! — убежденно проговорил бродяга, перекрестившись. — Вот тебе крест!
— Хорошо, что ты меня понимаешь, — удовлетворенно кивнул жиган. — А то я думал, что обиду какую-то затаил.
Захмелевший Грош не унимался: