Спасибо за «Одиночество…» год назад… это все еще продолжается. Хотелось бы Вам все это описать и услышать, Вы… нет, это слишком коротко. Мы знаем, что это правда, и знаем, что это стоит того.
Наилучшие пожелания от всего сердца.
Бернадетта и Томек
Вена, 11.09.2002
Это еще не конец. Это не может так закончиться.
(e-mail: [email protected])
Разрешишь, я буду называть ее моей книгой? Обожаю в ней каждое слово, каждую мысль, даже ту часть, которую не могу понять, но которая создает впечатление, что я познаю совершенно новые области (как это банально), а с другой стороны, все мне так знакомо, каждая эмоция… так же и я люблю, и тоже кого-то с той стороны монитора, и он тоже поначалу обращался ко мне на Вы… и мне теперь тоже хочется на станцию Лихтенберг, потому что это уже конец! Эту книгу я люблю, но и ненавижу: впрочем, все чувства я переживаю крайне интенсивно. Книга невероятная, удивительно умная, вызывает стремление к новым знаниям, а кроме того, ее эротизм позволил мне не чувствовать себя одинокой нимфоманкой…
(e-mail: [email protected])
Она:
Я писала это письмо раз пятьдесят: в мыслях, на песке на пляже, на лучшей бумаге, какую только можно достать в Республике Польша, шариковой ручкой у себя на бедре, на конвертах пластинок с музыкой Эннио Морриконе. В конце концов набрала его на клавиатуре компьютера.
Я прочла «Одиночество в Сети». Два раза. С перерывом в 21 час. Я еще немного под впечатлением, и мне так чертовски хорошо, что хочется об этом кому-нибудь сказать. Кому-то совершенно незнакомому. Наконец-то сгодится на что-то весь этот интернет.
Выпало на Вас. Могу я с Вами поделиться?
Я — женщина, то есть существо, отличающееся от остальных существ только тем, что у меня есть грудь, мне не нужно бриться и на меня можно положиться. Больше всего в жизни я боюсь, что мое сердце будет когда-то биться над именинным тортом, трагически полным свечек, и тогда я подумаю, что мое время ушло, а я так ничего и не пережила. Ведь только ради переживаний и стоит жить. И ради того, чтобы иметь возможность потом кому-нибудь о них рассказать.
Я замужем. Давала супружеский обет! У нас есть дом — это мой дом. Он так старается. У нас такие планы. Родители его обожают. Он работящий. Заботится о доме. Не изменяет мне. У нас есть дети. Он сделал бы для меня буквально все. Это хороший человек. Вот только пламя каждую ночь дано только пожарным, из всего, что вечно, самый краткий срок у любви, а рационализм холоден и неуютен, как покинутое иглу. Видимо, поэтому совершенно неожиданно для себя в одно апрельское утро я открыла для себя чат!
В интернете все находятся на расстоянии вытянутой руки. Надо только знать, куда эту руку протянуть. Я оказалась способной ученицей. И с тех пор мне все чаще приходилось говорить: «Разум, сделай что-нибудь для меня! Мог бы ты на какое-то время отключить мою Совесть? У меня такие несусветные мысли, что даже мое подсознание заливается румянцем». Из коричневых мои глаза все чаще превращались в зеленые (они всегда этого цвета, когда я счастлива), а дождь становился для меня лишь краткой фазой перед появлением солнца. Его голос в телефонной трубке повышал концентрацию окиси азота в крови так, что в ней образовывались пузырьки.
И конечно, никогда-никогда я не забывала, что ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ИНТЕРНЕТ!
И как после всего этого и по прочтении романа не думать, что если Бог на самом деле создал людей, то созданию автора «Одиночества…» Он посвятил немного больше времени???
Не могу отделаться от впечатления, что эту книгу написала женщина. Но читать ее зато должны именно мужчины!
P.S. Может, Вы меня впишете в список Ваших друзей? Например, тех, что в списке ICQ?
Он:…
(e-mail: [email protected])
Наплакалась я из-за Вас. И так хватает переживаний, особенно теперь. Хуже всего то, что истории вроде ЭТОЙ на самом деле случаются. У меня тоже случилась, только с другим концом. Не на железнодорожной станции в Берлине. История закончилась в Познани, над Вартой, куда гуляющие не доходят, потому что тропка становится слишком узкой, а весной и осенью можно заляпать обувь.
В Познани над Вартой стоит дерево…
(e-mail: [email protected])
Кое-кто говорит — слащавое чтиво.
Но на меня подействовало терапевтически.
Я никогда не могла простить себе словесного одиночества в Сети в течение долгих-долгих лет.
Ничего не вышло. Было множество слов.
Моих, не моих.
А читая, я улыбалась воспоминаниям.
Как будто читала архив.
Странно.
Чувства пошлы. Но кто сказал, что все в жизни должно достигать вершин артистизма?
Вот я и листала страницу за страницей.
Знаю, какие они на вкус, эти слова.
Знаю, как они пахнут, как искушают, как ранят.
Один из романов. Слащавый.
Тогда откуда же такая улыбка? Неужели я всегда такая циничная?
Смеюсь над словами.
Это всего лишь слова.
Но какие!
Помню свое начало в Сети… всего-то пять лет назад. Помню свое начало в icq — версия, кажется, 98-бета. Нахлынули воспоминания.
Боже, кусок жизни…
Поздравляю с книгой.
Производит впечатление и остается в человеке надолго. Во мне осталась.
И поздравляю с мастерским вплетением научных знаний в ткань повествования.
Это тоже впечатляет.
Катажина Скшипек-Луковская (e-mail: [email protected])
Откуда берутся такие люди, как Вы? Как мой Михал? Как моя мама??
Мне пока еще не слишком много лет, и, несмотря на это, у меня сложилось впечатление, что все это я уже пережила и ничто больше не имеет смысла.
Книги. Обожаю их, читаю килограммами все, что попадает в руки. На площади Вильсона в Варшаве есть такой маленький магазинчик с дешевыми книжками. Мне не следовало бы туда ходить, потому что всегда трачу там все деньги, сколько есть. Не могу удержаться ни от того, чтобы зайти туда, ни от покупки. (Какое счастье, что там нет порта для считывания кредитных карточек!!)
Вчера купила две книги. Одну — Вашу, а другую — «Парфюмера» Зюскинда. Это ничего, что сегодня останусь без обеда, обойдусь. У меня другой голод — на чтение, которое действительно очищает душу. Красное вино и грусть. Рассудок и сердце. Он и она. Обоняние и слух. Одиночество. Депрессия, о которой люди стыдятся говорить.
Михал открыл мое сердце несколько месяцев назад.
Рассудок быстрее освободился от депрессии — учеба, книги, баскетбол и моя мама помогли ему. Сердце совсем не хотело делать этого.