Дома у Карелина, простояв четверть часа под горячим душем, она замотала волосы полотенцем и посмотрела на себя в зеркало – не то, которое лежало в дорожной сумке, бережно завернутое в бархат, а самое обыкновенное. Отражение разочаровало ее.
Все в Астре было среднее – рост, полнота, длина волос, черты лица. Не толстуха и не худышка, не красавица, но и не дурнушка. С такой внешностью легко затеряться в толпе и трудно запасть в память. Может, поэтому Матвей так и не увлекся ею, а продолжает встречаться с какой-то своей Ларисой?
«Зато для занятий сыском ты идеально подходишь!» – сказала она себе.
«Жених» в кухне жарил купленную в супермаркете индюшку.
– Я не хочу тебя стеснять, – успокоила его гостья, вдыхая аромат мяса. – Побуду дней десять… для отвода глаз. И съеду.
– Куда?
– Пока не решила. Родители живут за городом, наша московская квартира слишком велика для меня… могу поселиться в бабушкиной, на Ботанической улице. Там зелено, свежий воздух.
– Бабушка жива?
– Ее не стало пять лет назад. С тех пор квартира пустует. Отец ни за что не продаст, он считает недвижимость надежным вложением денег.
– Не проще было бы сразу поехать туда?
Матвей не собирался этого говорить, слова вылетели сами, из духа противоречия. Ему было приятно видеть Астру у себя, слушать ее голос, рассуждать с ней на совершенно дикие темы и чувствовать себя частью ее фантастического мира, где выдумки так тесно переплелись с правдой, что трудно отличить одно от другого.
– Не проще! – Она уселась за стол и положила ногу на ногу. Тюрбан из полотенца на голове шел к ее черным выразительным глазам. – Во-первых, не надо напрягать папу, а во-вторых, там нужен ремонт или хотя бы генеральная уборка.
Она выбрала румяный кусок индейки и с наслаждением откусила.
– Вкусно. Переживаешь, что любовница закатит тебе сцену из-за меня? Наври что-нибудь… Вы, мужики, мастера навешивать лапшу на ушки доверчивых дамочек. Слушай, дай выпить.
Он успел изучить ее вкусы и купил сухого красного вина. Астра пила и не пьянела.
– Так что, будем искать убийцу скрипача?
Вопрос застал Матвея врасплох. Он и думать забыл о Никонове. То была шутка…
– Видишь ли… нас никто об этом не просил…
– И хорошо. Мы возьмемся за дело по собственной инициативе. Вдруг ничего не получится? Ты же сам сказал, надо проверить зеркало!
Она опять втягивала его в сомнительное предприятие, а он шел на поводу. Почему, почему он не может сказать ей «нет»?
«Потому что тебе самому интересно, – ехидно заметил внутренний голос. – Ты соскучился по адреналину. Но признаться в этом ниже твоего достоинства! Куда удобнее притворяться, что ты делаешь одолжение, помогая глупой женщине. Ты лицемер, мой друг!»
Пока он вел скрытый диалог с самим собой, Астра уписывала индейку. Покончив со вторым куском, она как ни в чем не бывало улыбнулась. Тюрбан сполз на бок, и ей пришлось поправлять полотенце.
– Алруна показывает символы, – прошептала она, наклоняясь к собеседнику. – Нам остается только разгадать их.
– Ты видела в зеркале сцену убийства? – комично сморщился Матвей.
– Нет… там был сфинкс… я уже говорила.
– Может быть, Никонов незадолго до смерти ездил в Египет давать концерты и каким-то образом навлек на себя проклятие фараонов?
Он сдерживал смех, тогда как Астра оставалась серьезной.
– Не знаю… А что передают в новостях?
– Честно говоря, я их не слушаю.
– У кого мы можем узнать подробности?
* * *
Портрет произвел на Ингу двоякое впечатление. С одной стороны, он был восхитителен, с другой – вызывал безотчетный страх. Особенно голова, которую держала в своих изящных ручках изображенная на полотне женщина в драгоценных одеждах. У нее было лицо Инги, но иная душа, темная и таящая угрозу.
– Это нервы, – твердила себе госпожа Теплинская.
Доктор посоветовал увеличить дозу успокоительных таблеток, но медицинские методы оказались неэффективными. Тревога не рассеивалась, она нарастала. Инга с трудом скрывала от мужа свое состояние. Не имея сил бороться с дурными предчувствиями, она позвонила подруге.
Лидия Отрогина когда-то ходила вместе с Ингой в балетную школу, где девочки сблизились и доверяли друг другу все наивные секреты. Потом Лида сломала ногу, с танцами пришлось расстаться. Подруги встречались редко, но, когда обе разменяли четвертый десяток, старая дружба возобновилась. Любовь к искусству была той почвой, на которой они вновь сошлись.
Отрогина рано вышла замуж, училась заочно, родила сына, стала театральным критиком, писала статьи, пережила развод и теперь принадлежала к так называемой богеме: вращалась в обществе артистов, художников и литераторов, нигде постоянно не работала, меняла любовников и время от времени одалживала у Инги деньги, откровенно предупреждая:
– Не знаю, когда отдам.
Суммы она брала небольшие, для Теплинских несущественные, и не злоупотребляла их хорошим расположением, отдавала частями, как получалось.
Звонок подруги застал ее на какой-то артистической тусовке, но Лидия тут же все бросила и примчалась, озабоченная, готовая подставить плечо, слегка навеселе.
– Что случилось? – с порога обрушилась она на Ингу, обдавая ее холодом, густым запахом духов и водки. – Ты здорова? А Миша? Вы поссорились?
Она привыкла, что у Инги нет проблем, и, встречаясь, они обсуждают в основном сложные отношения Лидии с сыном и ее любовные перипетии. Звонок Теплинской с просьбой срочно приехать оказался неожиданным.
– Я хочу кое-что тебе показать, – сказала Инга. – Может быть, ты развеешь мои сомнения.
– Конечно, развею! А о чем речь?
– Сейчас увидишь.
Они уселись пить кофе в гостиной: хозяйка угощала подругу ее любимым шоколадом, а напротив них стоял на стуле тот самый портрет.
– Вот это вещь! – восторгалась гостья. – Дай угадаю с трех раз, кто писал. Впрочем, чего гадать-то? Домнин, его рука. Везет же богатым! – без тени зависти выпалила она. – Наверное, кучу денег отвалили?
– Миша заказал портрет к моему дню рождения.
– Царский подарок. Игорь в своем репертуаре… косит под Климта, не стесняясь. Многие обвиняют его в плагиате, но так… от злости.
– Под Климта? – не поняла Теплинская.
– Художник такой был… Густав Климт, яркий представитель эпохи модерна. Твой портрет смахивает на его знаменитую «Юдифь»… Точно! Даже голова присутствует.
– Тебя не смущает эта… голова?
– Почему она должна меня смущать?
– Ну… присмотрись к ней…