— А он что?
— Куража, говорит, хочу! Давай проедем по Тверской. Ладно бы просто поехали, так он увидел чекистов и давай палить по ним.
— И что с того вышло?
— Да мы едва ноги унесли! Потом неделю в одном месте отлеживались. А чекисты такую облаву устроили, что не приведи господь! Только на рынках на следующий день пару сотен жиганов повязали. Половину из них потом расстреляли.
— Да-а, помним. Кирьян не может жить спокойно, — согласился Кузя. — Не тот типаж!
— Здесь Кирьян был не прав, — скупо уронил Валет. — Вышел ты на дело, провернул все гладенько, так и ныряй скорее в тину! Чего же гусей-то дразнить?!
— Вспомните прошлый Первомай! Кирьян тогда хотел показать легавым, кто в городе хозяин…
— Это когда демонстрантов остановили? — На лице Кузи появилась довольная улыбка. — Был я там тогда. Эх и потрясли мы тогда демонстрантов! Только с одних баб золотишка килограмма полтора сняли.
— Удачное было дело, — с жаром продолжал Егор. — Согласен. Только после него следовало бы сразу отвалить, а Кирьян что учудил? Решил фараонов пострелять, которые колонну сопровождали. А потом опять пришлось через патрули продираться. Трех жиганов тогда потеряли.
— Это ты прав, — не без труда согласился Кузя. — Есть у Кирьяна такое. Иной раз попадет ему вожжа под хвост, так его ничем не остановишь.
— Ладно бы сам в могилу спешил, так он туда и нас тащит, — с возмущением добавил Егор Копыто.
Закуска уходила хорошо. Маруся едва успевала менять тарелки.
Кузя, отлив рассол в стакан, выпил его одним махом и красноречиво крякнул.
Обстановка была самая дружеская. Жиганы собрались для того, чтобы отметить удачно провернутое дело. Сбросить за стаканом самогонки накопившееся напряжение. Приятно осознавать, что опасность осталась позади, в большом враждебном городе. Здесь же — гостеприимная хозяйка и выпивка, лившаяся полной рекой. Да еще свои жиганы, проверенные люди…
— Это ты верно говоришь, Егор, — поддержал Васюта, подцепив вилкой большой кусок капусты. — Мне кажется, что в последнее время у Кирьяна в голове тараканы завелись. До сих пор удивляюсь, почему ему так везет. Любого другого уже пристукнули бы давно…
— Если не свои, так чужие!
— То-то и оно! А он как заговоренный ходит!
— Кирьян-то, может быть, и заговоренный, зато мы люди смертные! Из мяса и костей слеплены. В последнее время не было такого налета, чтобы кто-то из жиганов не пострадал. Ладно бы он нам долю увеличил за то, что так взбаламутил все, так нет же! Едва ли не на бобах живем! Почему раньше к нему жиганы тянулись? Потому что с фартом дружил, потому что добра жиганам не жалел, а сейчас над каждым медяком трясется. Вот прошлый раз у фабриканта… как его… Игнатьева, одного только товара на четырех подводах вывезли. Я уже не говорю о разных там брюликах. И чего он нам оставил? По горсточке мелочовки!
— Здесь Кирьян, конечно, был не прав, — сдержанно поддержал Васюта. — На тот товар можно было месяц жить и в потолок поплевывать.
— А что он нам сказал? Долги, говорит, у меня, в карты все просадил, с жиганами надо рассчитываться! Только нам-то какое дело до твоих долгов?! Верно я говорю?
— Верняк!
— Ты раздели добро на всех поровну, а потом как хочешь, так и распоряжайся своей долей.
— Другой стал Кирьян, — вздохнул Кузя. — Эх, жиганы, если бы вы знали, каким раньше был Кирьян! — Его глаза весело блеснули. — Любил, чтобы вокруг него все вертелось. Помню, однажды он ляльку одну на столе разложил и велел на нее, голую, закусь поставить. Мы вилками огурчики поддевали, а она смеется. Щекотно, говорит.
Васютка улыбнулся.
— Кирьян кураж любил. А помните, как бабы на столе нагишом отплясывали?
— Было дело, потом он их заставил вприсядку идти. Закуска в стороны разлетелась, водка разлилась, а они знай наяривают!
— Помню я это, — широко заулыбался хмурый Валет, — ни в одном кабаке такого зрелища не увидишь. Завязал им глаза и сказал: «В жмурки играйте!»
— Сейчас он уже не тот, — продолжал гнуть свое Егор Копыто. — Ушел от него кураж. Раньше его без улыбки и не встретишь, а сейчас он злой, как черт, ходит! И фарта нет никакого! И нам надо сваливать, пока целы.
— Верно. Если не Кирьян, так чекисты пристрелят!
— Цветные ведь к стенке ставят только за то, что знаешь Кирьяна. Приговор «тройки» — и на небеса, — ворчал Егор. — Большевички церемониться не станут, это тебе не жандармы.
— Только идти нам некуда, — вздрогнув, подытожил Кузя.
Разговор складывался удачно. Егор даже не подозревал, что столь крамольные речи можно произносить без всякой внутренней дрожи. Какой-то год назад за подобное свободомыслие эти же самые жиганы, не утруждая себя долгими приготовлениями, отвернули бы ему голову здесь же, на малине, да швырнули бы ее в мешок. А затем скинули бы куда-нибудь в Москву-реку. А тут, вздыхая, слушали крамольные речи и не без грусти вспоминали прошлое.
Стало быть, ситуация для Кирьяна сложилась погибельная, если, не опасаясь за собственную жизнь, можно было запросто усомниться в его фарте и авторитете.
— Выпивка кончилась! — всплеснула руками Маруся. — Вы, мальчики, пока посидите, а я сейчас приду.
— Иди, хозяюшка, — по праву пахана разрешил Егор.
Новая роль начинала ему нравиться. Даже ненароком подумалось о том, а не создать ли свою группу? Оформилось даже ядро. С такими жиганами, как те, что сидели за столом, можно было брать даже Центральный банк!
Но тень вездесущего Игната Сарычева накрывала всю комнату, вместе с теми, кто в ней находился. Темным уголком, крадучись, она заползала на стол, на котором были выставлены щедрые закуски, две бутылки из-под самогона, что стояли на краю, прижавшись бочком к самовару, коснулась третьей, наполовину разлитой. Обломившись, тень заползла в пустые стаканы.
Егор невольно обернулся — и померещится же такое! Рядом стоял Васюта и отсчитывал Марусе деньги.
— Еще с пяток бутылок возьми. И закуски какой-нибудь приличной на твое усмотрение. Добавишь своих, если не хватит. Потом рассчитаемся.
Взяв деньги, Маруся ушла.
Воспоминания о Сарычеве были неприятными, вернув Егора в роковую действительность. Время, проведенное за столом с жиганами, на короткое время заставило его поверить, что он действительно свободен в своих желаниях, что может подняться из-за стола и пойти шелушить прохожих где-нибудь в темных закоулках Москвы.
Теперь Егор Копыто отчетливо понимал, что прошлого не воротить, а хомут, под который он подставил свою шею, будет отныне натирать мозоль всю жизнь.
Сегодняшнее застолье давало иллюзию свободы, когда, не таясь, можно было говорить о чем угодно. Но не следовало забывать о том, что на углу Хлебного переулка в условленное время его будет ожидать Сарычев, чтобы подробно выслушать первый доклад. Комиссар только ненадолго отпустил поводок, как это делает дальновидный хозяин, — пусть животное справит нужду, чтобы потом вновь крепко намотать его на кулак.